Волшебная гора >

Я тут решила и подумала... а потом нашла и замедитировала ><

@_@

---

Роман "Игра в бисер" и реальное содержание утопии: Касталия и Европа 30-х гг. (2 ч)

Общество и война в романе Г.Гессе «Игра в бисер»

Пейринг: философия/мозг, история/мозг
Ахтунг: BDSM


Гессе часто называл себя "до фанатизма аполитичным" индивидуалистом. Между тем публицистика и особенно письма Гессе утверждают обратное: он был в высшей степени политическим писателем, более дальновидным и проницательным, чем многие профессиональные политики1. Пожалуй, до некоторой степени аполитичным можно назвать творчество Гессе до Первой Мировой войны, потому как дальнейшие события заставили его сменить позицию стороннего наблюдателя на активную писательскую позицию. Он перестал быть «отшельником», события военных лет заставили его разочароваться в кайзеровской Германии и в её политике: « Теперь, во время войны, я увидел, что не только кайзер, рейхстаг, канцлер, газеты и партии гроша ломаного не стоят, не только весь народ восхищенным ревом приветствует жестокость, нарушения прав и т. д., но и профессора и прочие интеллектуалы на официальных постах оказались при этом громогласнее всех», - писал он в одном из своих писем2, с горечью отмечая падение морали, политизацию духа.
Дальнейшие перспективы для Германии он видит совсем не в радужном свете. Писатель уверен, что Германия целенаправленно идёт к перевороту, «я абсолютно убежден, что нашему народу все еще предстоит совершить революцию, которую он наспех, кое-как совершил в 1918 году и которая тут же была предана социалистами. Стрелка указывает на революцию независимо от того, отважимся мы на нее завтра или только через тридцать лет»3, и лучшим выходом для он видит коммунизм, как не просто оправданную организацию общества, а как нечто само собой разумеющееся, « он придет и победит, даже если бы мы все были против него», повторял писатель, и в письме одному из членов Социал-демократической партии Германии Гессе также рассуждает о коммунизме: «Коммунистический переворот, только не точная копия московского вот что, как мне представляется, было бы единственным настоящим решением, но в нашей стране, кажется, сильны всегда только те партии, что не имеют ничего общего с современностью»4.
Ни одно из «предсказаний» политического будущего для Германии не обходилось для Гессе без упоминания - в той или иной мере — России, так как он уверен, что грядущие перемены и переустройство в Европе придут с Востока, и в романе эта его позиция легко просматривается, когда от лица Иозефа Кнехта он обращается к администрации Педагогического ведомства и напоминает об «угрозе с Востока».
«О "политизации духа" мы думаем, надо полагать, не очень различно. Когда дух чувствует себя обязанным участвовать в политике, когда мировая история призывает его к этому, он, по кнехтовскому и моему мнению, непременно должен следовать этому зову. Сопротивляться он должен в том случае, когда его призывают или на него нажимают извне - государство, генералы, власти предержащие, - подобно тому как в 1914 году элиту немецкой интеллигенции, в общем-то, вынуждали подписывать глупые и лживые воззвания5» - обращается Гессе к своему близкому другу и единомышленнику Томасу Манну. В романе же он приводит притчу, где сравнивает касталийцев с человеком, сидящим на чердаке и занятым игрой в бисер, в то время как Европейский дом горит, и им, членам Ордена, представителям аристократии духа следует «поспешить туда, откуда валит дым»6.
С политикой главный герой романа впервые сталкивается уже после вступления в Орден, когда его назначают с миссией в Мариафельс, и ему невольно приходится узнать подробнее о другой стороне касталийской жизни — её политике. Все члены Ордена старательно игнорировали политику и всё, что с ней связано, оставляя эти занятия отдельным избранным для этого людям. Кнехт понял, что история, которую в Касталии никогда не воспринимали серьёзно, как науку не есть «какая-то дистиллированная мировая история, состоящая только из духовной истории или истории культуры»7, это также история череды правителей и завоеваний — то, чего люди высокого духа не желали замечать.
Кнехт в своём письме к Магистрам Ордена продолжает мысли писателя, «предсказывая» войну, «ощущения гибели»: «Приближаются критические времена, везде видны их приметы, мир снова хочет переместить свой центр тяжести. Готовится перераспределение власти, оно не пройдёт без войны и насилия, угроза не только миру, но жизни и свободе идёт с далёкого Востока». Гессе предсказывает Европе новые кровопролитные войны. «...вооружение вскоре снова будет, вероятно, главным требованием момента, в парламенте снова будут задавать тон генералы», Кнехт уверен, что в скоро станет невозможно сохранять идеалы Касталии, потому как история не стоит на месте, и в грядущей войне народ всегда пожертвует духовной культурой, если только она не служит военным целям.
Прямое упоминание о войне в романе происходит гораздо раньше, ещё в годы ученичества Кнехта, после его ухода из Вальдцеля. Во время второй встречи Дезиньори и Кнехта, «гость из «мира» произносит фразу, прозвучавшую как угроза для Иозефа: «Скоро, вот увидишь, наступят неспокойные времена, может быть, войны, и вполне возможно, что вся ваша касталийская жизнь будет снова всерьёз поставлена под вопрос». - Гессе оказался прозорливее своих современников, предсказывая таким образом неспокойные времена для Германии, да и «реванш» после Первой Мировой войны был делом времени.
Касталия живёт обособленно, отгораживаясь и отделяя себя от внешнего мира, никто из Касталийцев не знает жизни «в миру», они сосредоточены на себе, и, как воплощение духа, они всё дальше и дальше отделяются от разума, от природы, от мира. Такое отделение было бы губительным как для касталии, так и для мира, который её содержал, и именно эти веяния почувствовал Иозеф Кнехт, магистр Игры. Почувствовал он это не вдруг, а задолго до того, как принял почетный сан и занял высшее место в Касталийской иерархии - уже первые тревожные нотки звучат во время его знакомства с Плинио, когда возникали трения и бурные дебаты между ними как между представителями двух миров. Оба юноши в тот момент поняли, что ни «мир», ни Касталия не являются носителями одной абсолютной истины, что в обеих сторонах есть и достоинства, и недостатки.
Самым важным пониманием для обоих друзей стало понимание того, что Касталия не сможет существовать без мира, а мир погрузится в разруху и пучину волн без Касталии, и что духу никак нельзя отделяться от разума. Возможно, уже тогда Кнехт начал осознавать необходимость сведения к единому двух противоположных на первый взгляд начал. Вся его судьба вела к воссоединению духа и разума, к созданию идеального государства, где духовная элита, воплощенная в касталийцах сливается с элитой по крови, устройство сводится к возвращению платоновских идеалов.
«Пока в государствах не будут царствовать философы, либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино - государственная власть и философия, и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди - а их много, - которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии, до тех пор... государствам не избавиться от зол, да и не станет возможным для рода человеческого и не увидит солнечного света то государственное устройство, которое мы только что описали словесно8». Так выглядит устройство идеального государства с точки зрения Платона, и это мнение находит своё отражение в романе.
Прежде всего эти идеи отстаивает патер Иаков в своих лекциях: «В мировой истории я никогда не считал самыми притягательными, поражающими и достойными изучения отдельные личности и перевороты, успешные или неудавшиеся; нет, моя любовь и ненасытное любопытство направлены на явления, аналогичные нашей конгрегации, на те очень долговечные организации, которые пытаются отбирать людей с душой и разумом,воспитывать их и преображать не с помощью евгеники, а с помощью воспитания, создавать из них аристократов по духу, а не по крови, одинаково способных как служить, так и повелевать9». Как идеального правителя отец Иаков видит элиту, которую нужно искать и «выводить» не по благородству крови, но воспитывать из неё аристократию духа.
С проблемой власти и её искушения Кнехт столкнулся лично, ощутил это на себе, быть может поэтому он как касталиец, ранее не принимавший такую точку зрения прислушался к отцу Иакову: «было прекрасно и чем-то соблазнительно обладать властью над людьми и блистать перед другими, но было также что-то демоническое и опасное, и мировая история состояла ведь из непрерывного ряда властителей, вождей, заправил и главнокомандующих, которые, за крайне редкими исключениями, славно начинали и плохо кончали, ибо все они, хотя бы на словах, стремились к власти ради доброго дела, а потом власть опьяняла их и сводила с ума, и они любили её ради неё самой10». Пребывание Иозефа в Мариафельсе сильно меняет позицию самого Кнехта как касталийца, он отходит от слепой защиты своей провинции и смотрит на неё извне.
Во время одного из своих визитов в Касталию, уже на правах официального лица, Плинио Дзиньори встречает своего друга. Кнехт замечает как сильно изменился Плинио, как стал замкнутым и сдержанным, замечает, что черты его «отмечены печатью страдания». Для читателя образ Плинио остаётся отражением внешнего мира, его зеркалом и лейтмотивом, и мы невольно переносим усталость, страдание и печаль Дезиньори на тот мир, в котором он живёт. Плинио рассказывает Иозефу о своей жизни после учебы в Вальдцеле, о своём разочаровании в том, с чем столкнулся на пути становления одним из политической элиты в «миру» — грубость, пошлость, дурные манеры и высокомерие. После этой встречи Кнехт решает покинуть провинцию.
С другой стороны, Касталия, всем своим укладом, иерархическим устройством и элитарностью напоминает правящую элиту тоталитарных государств, она, будучи замкнутой исключительно на духовности является крайне односторонней. Орден «возник не сразу и в жестоких боях во времена величайших бедствий, возник в конце воинственной эпохи, с одной стороны, благодаря аскетическо-героическому сознанию и усилию людей духа, с другой — благодаря глубокой потребности усталых, истекавших кровью и одичавших народов в порядке, норме, разуме, законе и мере»11. Здесь автор намекает на положение Германии, разбитой в Первой мировой войне. Положение побеждённой державы было усугублено оскорбительным отношением стран-победительниц и поистине унизительными условиями мира для немцев. По Европе в это время начинает разрастаться волна шовинизма и национализма, поддерживаемая чувством национального унижения. Как и партия нацистов, Орден получает распространение и популярность в итоге крайне неудачных войн, как результат падения и развала, как единственный выбор от безысходности.
Новой ступенью в жизни Магистра Игры становится знакомство с сыном и наследником Плинио Дезиньори — Тито. Кнехт берётся за воспитание Тито, дворянина по происхождению. Он возвращается в «мир», чтобы выполнить настоящее предназначение касталийцев — создать истинную аристократию, воспитать аристократию крови, сделать её духовной.
«...Юноша, дороживший патрицианскими обычаями и традициями своего дома и не прощавший отцу отхода от них, впервые столкнулся тут с духовным, приобретенным благодаря самовоспитанию аристократизмом, с той силой, которая при благоприятных условиях творит чудеса: перескакивая через длинную череду предков и поколений, она делает из плебейского сына истинного аристократа в пределах одной-единственной человеческой жизни."12 - Кнехт, наконец, приступает к тому, к чему шел всю свою жизнь.
Своим осторожным отношением, сдержанным поведением он вызывает уважение у юного Тито, он тянется к своему учителю, уже где-то в глубине сознания понимая, что этот аристократизм — именно то, к чему нужно идти: «У пылкого и гордого юноши мелькнула догадка, что, может быть, его долг и дело чести — принадлежать к этому и служить этому виду аристократии, что, может быть, здесь, в лице этого учителя, который при всей мягкости и любезности был господином до мозга костей, ему открывается, к нему приближается, чтобы ставить перед ним цели, смысл его жизни».
Впервые на протяжение всего романа мы видим ту светлую перспективу, которую рисует перед нами автор — созданный им мир приближается к совершенству, и это мы видим в самом конце повествования, когда Кнехт, своим уходом из Касталии перекидывает мост в «мир», касталийская, духовная элита сближается с элитой крови, и Тито, зараженный идеей духовности имеет все шансы стать идеальным представителем элиты.
Смерть бывшего Мастера Игры также не является чем-то бессмысленным или случайным. Кнехт тонет в озере, не успев даже начать занятий с юным Тито Дезиньори, однако он всё же совершает тот самый шаг, который никогда не делали касталийцы. Ещё во времена своего ученичества, покидая Эшгольц Иозеф Кнехт с грустью и уважением думал о тех «дезертирах», что покинули Касталию и вернулся в «мир» : « Они, может быть, поступили неверно, они, даже вне всяких сомнений, поступили неверно, и всё же они как-то поступили, они что-то совершили, они отважились сделать прыжок, для этого нужна храбрость. У нас же было прилежание, было терпение, был разум, но сделать мы ничего не сделали, прыжка мы не совершили!»13 - говорил он.

Отражение духовной жизни Европы в 30-е годы.

В своём романе Гессе пытается разрешить всегда тревожившую его проблему — как совместить существование искусства с существованием бесчеловечной цивилизации, как спасти от губительного влияния так называемой массовой культуры высокий мир художественного творчества. Уже в предисловии к роману он ставит перед нами проблему духовности в «фельетонную эпоху», под которой подразумевается начало XX века. Рассказчик-историк исследует это время и находит множество подтверждений деградации и падения духовных ценностей, уценки знаний, ставших на службу чиновникам и «обслуживавшим спрос» общества: «авторы с именем, положением и хорошим образованием помогали «обслуживать» этот гигантский спрос на ничтожную занимательность <...> маститых химиков или виртуозов фортепианной игры заставляли высказываться о политике, любимых актеров, танцовщиков, гимнастов, летчиков или даже поэтов — о преимуществах и недостатках холостой жизни, о предполагаемых причинах финансовых кризисов...»14. Он сравнивает жизнь фельетонной эпохи с «выродившимся растением, которое без пользы уходит в рост, а последующие поправки — со срезанием этого растения до самых корней»15.
В эпоху фельетонов культура играла несколько другую роль чем в современную рассказчику эпоху: «Тысячи людей, в большинстве своём выполнявших тяжелую работу и живших тяжелой жизнью, склонялись в свободные часы над квадратами и крестами из букв, заполняя пробелы по определённым правилам <...> те люди с их детскими головоломками и образовательными статьями вовсе не были ни простодушными младенцами, ни легкомысленными феаками, нет, они жили в постоянном страхе среди политических, экономических и моральных волнений и потрясений, вели ужасные войны, в том числе гражданские, и образовательные их игры были не просто бессмысленным ребячеством, а отвечали глубокой потребности закрыть глаза и убежать от нерешенных проблем и страшных предчувствий гибели в как можно более безобидный фиктивный мир»16. В подробном описании несложно угадывается состояние Европы, пережившей Первую Мировую войну, когда люди в равной степени не могли доверять ни газетным статьям, ни увещеваниям властей.
Немного удивленные слова историка на деле выражали негодование и страх самого Германа Гессе за духовное здоровье людей - в «эпоху фельетонов» произошло смещение полюсов, жизнь превратилась в хаос, который ещё сильнее увеличивали современные власти. Гессе с ужасом наблюдает за тем, как истерия захватывает всю Европу, начиная от Франции, утешавшейся лозунгами типа «Германия заплатит за всё» и заканчивая разгромленной, униженной Германией, не способной самостоятельно встать на ноги. Огромные потери и со стороны победивших стран, и со стороны Германии были огромны, и невозможность, а главное нежелание людей терпеть дальнейшие тяготы, порождало агрессию, желание отыграться, взять реванш. Не удивительно, что в этот период необычайную популярность получают националистические и фашистские идеи.
Историк наблюдает в тех событиях «старость» и «сумерки» культуры, приводит множество знамений этого — механизация жизни, глубокий упадок нравственности, безверие народов, фальшь искусства, «дикое дилетантское перепроизводство во всех искусствах». Настойчиво повторяются слова об «ощущении гибели», когда «люди... объявляли любые заботы о будущем допотопной глупостью, они с чувстсвом пели в своих фельетонах о близком конце искусства, науки, языка и, с каким-то самоубийственным сладострастием констатируя в фельетонном мире, который сами же построили из бумаги, полную деморализацию духа, инфляцию понятий, делали вид, будто с циничным спокойствием или вакхическим восторгом смотрят на то, как погибают не только искусство, дух, нравственность, честность, но даже Европа и «мир» вообще».17
Одним из мест сопротивления «порче» рассказчик выделяет Братство паломников в Страну Востока, члены которого занимались воспитанием души, и благодаря которым начали появляться истоки нового взгляда на культуру. Зарождение игры в бисер стало началом постепенного освобождения высокодуховных людей от мирских дел.
«Величайшее влияние на основы Игры оказало произошедшее уже в начале XX века, ещё в самый расцвет эпохи фельетона, углубление музыковедения»18.
Для Гессе как для любителя музыки - последняя являлась одной из важнейших тем творчества, посредством музыки можно говорить, сообщать что-либо, доносить свои мысли, нести и развивать свои идеи. Гессе часто обращается к образу музыки в своих произведениях19. В повести «Паломничество в Страну Востока» главный герой герой скрипач, и эта музыка была его связью с духовным миром, она помогала ему на пути в страну Востока, которая по сути и была образом духовности, как и образ касталии-провинции, автор подчеркивает равенство Страны Востока и Касталии как символов духа. Очень часто в своём романе «Игра в бисер» Гессе соотносит события и музыкальные произведения, будто подбирает аккомпанемент к описываемым событиям. Самые важные и торжественные из них ассоциируются у Кнехта как у резонёра писателя с музыкальными произведениями 15-17 веков, произведениями эпох расцвета музыкального искусства по мнению автора. Когда же речь заходит о духовном падении общества, в уста историка-летописца Гессе вкладывает фразу об упадке музыки и творчества в целом — научное и литературное творчество сводится к фельетонам, описаниям личных перипетий знаменитостей.
Музыка же всегда была «мощным и испытанным средством одинаково «настроить» множество людей, дать одинаковый такт их дыханию, биению сердца и состоянию духа, вдохновить их на мольбу вечным силам, на танец, на состязание, на военный поход, на священнодействие».20 С помощью музыки можно спасать, организовывать людей, с её же помощью можно управлять массами, и этим средством пользуется кнехтовский кудесник, когда его племя, измученное годами голода, неурожая и природных катастроф впадает в отчаяние и безотчетную панику. Он начитает читать молитвы и ритмично хлопать руками, увлекая за собой людей. Так, объединённые в общий хор, люди преодолели панику, нашли утешение. «Много таинственных сил действует в таком обряде, сильнейшее его утешение — равномерность, удваивающая чувство общности, а вернейшее его лекарство — мера и лад, ритм и музыка»21. Открывая читателю почти безграничные возможности музыки, автор как бы невзначай подталкивает нас к мысли о музыкальном жанре созданном для управления действиями людей, для их организации и поддержании боевого духа. Он говорит, что когда музыка становится механической, приходит в упадок — она равняет всех под свою гребёнку, и это - немецкие военные марши, настраивавшие целый народ на одну общую волну, игравшие по радио, выключить которое было возможности. Подобная музыка вела к милитаризации настроений, милитаризации духа, заводила толпу, она же являлась следствием духовного упадка. Соотнесением, как бы нечаянной фразой, лёгкими намёками Гессе ведёт нас к пониманию того, что творчество и жизнь очень тесно связаны, и показывая нам однотипное музыкальное творчество он заставляет увидеть однотипность мышления, оскудение, обнищание духа, обмельчание человека. В Европе в это время распространены патриотические песни, военные марши - очень продуктивна на них была фашистская Германия.
После прихода Гитлера к власти, вслед за средствами массовой информации и искусством под жесточайший контроль министра пропаганды попала, хотя и в меньшей степени, музыка. Нацистские власти поощряли исполнение сочинений Вагнера, и достаточно послушать лишь некоторые из его произведений, как становится понятно, что даже самые мелодичные его произведения пронизаны беспокойством и печалью. Музыка создавала настроения, и они в свою очередь влияли на музыку.
В первой части романа - «Призвание» мы узнаём подробнее устройство Ордена, интеллектуальной элиты, состоящей из 12 мастеров и Ludi Magister, мастера Игры. Орден ограждён — на сколько это возможно — от «мира», и представляет собой образец строжайшей иерархии, где ни один из касталийцев не имеет собственного лица, стирает индивидуальность в обмен на возможность посвятить себя наукам.
Однако все научные занятия сводились к изучению и разгадыванию уже открытого и изобретённого, каждый занимался тем, что было интересно ему самому, и никакой пользы «миру» эти исследования не приносили, свою духовную свободу каждый касталиец тратил на расшифровки древних надписей, нахождение созвучий музыкальных произведений и философских трактатов: «Истинным ученым предоставляли чуть ли не полную свободу заниматься своими исследованиями и играми и не смущались тем, что иные работы явно не приносили народу и обществу никакой прямой пользы, а людям неученым должны были казаться баловством и роскошеством»22. За свою духовную свободу касталийцы платили соответствующую цену — они жили «как монашеская братия, в отрыве от мирской суеты, не знали ни собственности, ни званий, ни наград и должны были в материальном отношении довольствоваться очень простой жизнью»23. Гессе создаёт идеальную провинцию, однако тут же ставит её под сомнение в глазах Иозефа Кнехта. «Пришелец из мира» заставляет Кнехта задуматься в справедливости идеалов Касталии, и Иозеф начинает изо всех сил искать ей оправдание.
«Плинио говорит порой удивительные и обескураживающие вещи», - пишет своему наставнику Иозеф. - «Например, что игра в бисер — это возврат к фельетонной эпохе, <...>доказательством малоценности всего нашего духовного склада служит смиренное бесплодие. Мы, например, анализируем, говорит он, законы и технику всех стилей и эпох музыки, а сами никакой новой музыки не создаём. Мы читаем и комментируем, говорит он, Пиндара или Гёте, но сами стыдимся писать стихи»24. Подобное положение Касталии действительно беспокоит Иозефа, он видит, что слова Плинио не просто пустой звук, в этих его высказываниях содержится не просто мнение «мира», мнение народа о провинции, но и объективная констатация фактов. Кнехт не сразу отвечает на вызывающие речи Дезиньори, однако через некоторое время они становятся друзьями, и в спорах друг с другом становятся внимательнее и острожнее. Так, защищая каждый свои идеалы, они приходят к мнению, что ни один из миров не сможет существовать отдельно от другого: «Ты стоишь на стороне культуры духа, я — на стороне естественной жизни.» - говорит Плинио в одной из бесед с другом. «Твоя обязанность — показывать, как естественная, наивная жизнь без духовной дисциплины непременно становится пучиной порока, ведёт к животному состоянию и ещё дальше вспять. А я обязан снова и снова напоминать о том, как рискованна, опасна и, наконец, бесплодна жизнь, которая зиждется на чистом духе»25. Слова Дезиньри, обращенные к Кнехту на самом деле обращены к читателю, это одна из многих попыток автора заставить человека задуматься о своём положении в жизни, взглянуть на себя со стороны и исправиться.
«Неуверенность и неподлинность духовной жизни того времени...мы, нынешние, объясняем как свидетельство ужаса, охватившего дух, когда он в конце эпохи вроде бы побед и процветания вдруг оказался лицом к лицу с пустотой: с большой материальной нуждой, с периодом политических и военных гроз, с внезапным недоверием к себе самому, к собственной силе и собственному достоинству, более того — к собственному существованию» - пишет рассказчик, пытаясь объяснить начало деградации культуры.
Знакомство с Плинио становится для Иозефа вторым его призванием. Кнехт решает быть адвокатом своей провинции, проникается её духом. Однако, именно к этому периоду рассказчик относит литературные произведения Кнехта. Сам факт творчества, а также авторства под ним противоречит касталийским принципам анонимности и принципу отказа от творчества как такового, что можно отнести к влиянию Дезиньори. Как мы видим, ни одно событие романа не может оцениваться однозначно, и сомнения, появившиеся в умах читателей не останутся разрешенными до конца книги.
Касталия основана избранными высокообразованными людьми, которые видят свою цель в сохранении духовных ценностей человечества. Им чужд жизненный практицизм, они наслаждаются чистой наукой, высоким искусством, сложной и мудрой игрой в бисер, игрой «со всеми смысловыми ценностями нашей эпохи». Попытка поставить искусство вне общества превращает искусство в бесцельную, беспредметную игру.

Заключение

Перед нами роман утопия, философский трактат, может, жизнеописание, а в чем-то и притча, поучение и наставление, своего рода итог и вершина литературного творчества немецко-швейцарского писателя-публициста, а также поэта — Германа Гессе. Он был человеком сильного духа, широкой мысли. Его произведения охватывают культурные ценности всего мира, касаются проблем как личных, так и общечеловеческих.
Творчество этого писателя пронизано глубоким философским смыслом, всегда адресовано — всем и кому-то в частности.
Что-то заставляет верить и идти по стопам героев Гессе, потому что всё его творчество в большой степени биографично, и за этой «биографией души» стоит не просто абстрактная идея, выношенная в уме и исключительно теоретическая, за ней — реакция на реальность, отношение, тяжелая работа разума и души.
Гессе свойственна разносторонность взглядов и разнообразие тем, которые развивались и переходили из одного произведения в другое, и всё это огромное множество мотивов сводятся воедино в романе «Игра в бисер». Здесь мы можем проследить и диалектику души - анализирует душу Кнехта, прослеживает её становление, развитие, и всё это неразрывно связывает с тем внешним, что окружает его героя, открывает взгляду внутренние сомнения и противоречия, попытки поиска себя, своего места в системе, в иерархии. Мы находим проблемы войны и мира, духовного подъёма и упадка, идеи пацифизма, изоляции знаний от «мира», вознесение духа в нечто священное. Лейтмотивом через всё его творчество проходят тема служения, тема искусства и его роли.
Роман «Игра в бисер» глубоко символичен и имеет не второе, и даже не третье дно — он похож на описываемую в нём игру, с возможностью тысяч толкований и вариаций, и каждый человек увидит в нём своё. За каждым символом скрываются несколько других, и в каждом из них может быть множество значений, понять которые можно лишь при тщательном изучении. Роман не прост в чтении и понимании, он требует большой эрудиции и напряженной работы ума, ведь, в конечном счете, всегда есть возможность не разглядеть под «кожурой повествования» какой-то знак, крупицу смысла, без которой блекнет идея и суть романа.
Вероятно, поэтому нет возможности полностью раскрыть смысл романа — какая-то из его граней всё равно останется непознанной, закрытой. В то же время это произведение - вещь универсальная, сообщение для всех и для избранных.
В данной работе мы исследовали лишь некоторые стороны романа, затронув символизм образов как необходимый для понимания смысла аспект, и предприняли попытку понять истинный смыл романа и обнаружить отражение социально-политической и духовной жизни Европы в период между Первой и Второй Мировыми войнами. Однако, изучая символизм Гессе, мы обнаружили также непостоянство символики, способность образов менять значения и смысл в ходе повествования, попытки определиться с иносказательным языком автора были обречены с самого начала — Гессе ведёт читателя вместе с главным героем, заставляет переживать то же что и он, так же сомневаться, радоваться, перерождаться, пробуждаться. Такой подход, быть может, затрудняет понимание текста, однако помогает прочувствовать его смысл.
Весьма удачные попытки зашифровать смысл утопии были вызваны печальной необходимостью - с приходом к власти национал-социалистов произведения Гессе были запрещены, и писатель был вынужден прибегнуть к иносказательности, дабы сохранить своих читателей в Германии и остаться голосом «тайной Германии».
Очень ярко отражена в романе современная писателю действительность — находясь в Швейцарии он, тем не менее, очень чутко следил за настроениями в обществе и в политике, во многом предсказывая грядущие события.
При работе над данной темой нам пришлось обратиться к творчеству не только самого Гессе, но и ближайших его друзей и соратников — Томаса Манна, Ромена Роллана, Олдоса Хаксли и многих других, и всвязи с этим необходимо отметить, что позиция Гессе была близка им всем, и каждый по-своему продвигал и защищал свои идеалы, существовала одна общая идея, витавшая в воздухе, которую они в своём творчестве хотели донести до народа.
Исходя из результатов проделанной работы мы позволим себе считать, что тема данного исследования в целом, пускай не очень развёрнуто, раскрыта. Нами было найдено крайне мало работ, посвященных творчеству Германа Гессе, однако это даёт простор для дальнейшего, более тщательного изучения его творчества.

@музыка: металлика

@настроение: вдохновенное

@темы: окололитературное, кусочки бреда, околонаучное

---

Роман "Игра в бисер" и реальное содержание утопии: Касталия и Европа 30-х гг.

Просьба к тем, кто наткнулся на эту работу в процессе интернет-серфинга - отпишитесь в комменты есть ли в ней чего дельного, или так - фигня, ок? Мне не жадно, я просто рада обсудить эту тему ^__^

Введение

Томас Манн

Это выдающееся произведение, имеющее своим источником отечественный немецкий романтизм, при всей характерной для него порой чудаковатой цельности, при этом насмешливом недовольстве и влечении к мистике, которыми он то и дело отстраняется от времени и мира, моей точки зрения, принадлежит к самым блестящим безупречным по результатам опытам в области духа, приводимым в нашу эпоху. В поколении литераторов, к которому и я принадлежу, он, достигший теперь библейского возраста, с самого начала был выбран мною как самый близкий и дорогой мне человек, и я наблюдал за его ростом, чувствуя к нему большую симпатию, поддерживаемую как тем, в чем мы были с ним несходны, так и тем, в чем мы друг другу соответствовали.
<Новая Цюрихская газета>, 2 июня 1947

«Игра в бисер» (нем. Das Glasperlenspiel) — последний и главный роман немецко-швейцарского писателя Германа Гессе, над которым он работал с 1931 по 1942 год. В печать роман вышел в 1943 году, переломном для Германии, погрязшей во Второй Мировой войне.
В 1946 году Гессе присудили Нобелевскую премию за вклад в мировую литературу. В том же году он был удостоен премии Гете. В 1955 году ему вручили Премию мира, учрежденную немецкими книготорговцами, а через год группа энтузиастов учредила именную премию Германа Гессе.
Роман сразу получил широкую популярность, и даже если не все отзывы были положительными и многое осталось не понятым, равнодушных не оставалось. Как получилось, что роман о жизни и службе одного человека, а также о замкнутой кучке ученых, самозабвенно предающихся Игре в Бисер, - смысл которой так и остаётся не ясен на протяжение всего романа — стал одним из ключевых произведений XX столетия и до сих пор не теряет своей актуальности?
Дело в том, что все произведения Г.Гессе очень биографичны и сильно привязаны к окружавшей его действительности, можно сказать, что все его произведения так или иначе являются реакцией на эту действительность, а в случае с «Игрой в бисер», возможно, и попыткой повлиять на неё1.
Сам писатель неоднократно подтверждал подобную роль своего творчества, старался раскрыть глаза людей на то, что происходило вокруг, ведь сам он был крайне недоволен нездоровой атмосферой, царившей в Европе с окончания Первой Мировой войны, и продолжавшей нагнетать напряженность как на внешнеполитической арене, так и внутри каждого из государств.
Гессе использовал любую «возможность быть продуктивным в качестве обвинителя и критика своей эпохи». Отвечая в начале 30-х годов на открытое письмо о «миссии поэта», он подчеркивал, что «олимпийское парение над схваткой» чуждо его натуре. «Возможно, это задача классического поэта, но не моя, и я не чувствую себя призванным утаивать бездны всеобщего и собственного существования или представлять их безобидными.<...> Целостность моей жизни и творчества не предстала бы возможному наблюдателю как гармония, скорее как непрерывная борьба и непрерывное, хотя и не лишенное веры, страдание».
В одном из своих писем Гессе так поясняет позицию своего творчества: «Если взять молодых читателей моих книг, к примеру "Степного волка", то часто я вижу, что все сказанное там об абсурдности нашего времени они принимают очень всерьез, но того, что мне важнее в тысячу раз, они вовсе не замечают, во всяком случае, не верят в это. Но ведь, если попросту объявить малоценными войну, технику, жадность к деньгам, национализм и т. д., ничего не достигнешь. Необходимо заменить этих современных идолов некоей верой. Что я постоянно и делал: в "Степном волке" - это Моцарт, бессмертные и магический театр, в "Сиддхартхе" - то же самое, но названное другими именами.»2. В своём романе «Игра в бисер» он создаёт некую реальность, где в центре повествования находится элитная группа ученых, людей духа, хранителей наук и нравственности, Гессе намекает на противоречия и недостатки существующего в современной ему Европе, и в частности — Германии, и уклада жизни.
Объектом нашего исследования является роман-утопия немецкого писателя Германа Гессе. «Игра в Бисер» - философское эссе, замаскированное под сюрреалистический роман, содержание которого составляет биография Магистра игры - Йозефа Кнехта, записанная историками. Действие произведения построено вокруг ордена интеллектуалов, расположенного в вымышленной провинции Касталия, максимально изолированной от внешнего мира. По словам самого писателя это произведение является «отповедью фашизму»3, получившему распространение по всей Европе в послевоенные годы и особенно усилившемуся в конце 20-начале 30-х годов.
Текст романа крайне неоднозначен и продолжает логическую цепь, начатую рядом повестей автора. Посвящен роман «Паломникам в Страну Востока»4. Подобным заявлением автор отсылает нас к своему произведению, в котором берут начало многие идеи, развитые в его последнем романе, и без которого сильно затрудняется понимание смысла утопии. Построено произведение как жизнеописание некоего магистра Игры — Йозефа Кнехта с приложением его сочинений, и сам автор является лишь издателем этого труда. Однако роман имеет глубокий философский и социально-исторический подтекст, в котором нам предстоит разобраться по мере написания данной работы.
Главной целью нашего исследования является соотнесение реального содержания романа-утопии с положением дел в Европе в 30-е гг XX столетия. Для этого нам необходимо выполнить некоторые задачи:
найти и расшифровать символы в романе
обрисовать политическую, социальную и духовную ситуацию в Европе в период написания романа
проследить связи и параллели, проводимые в романе как отражение европейских реалий.
Основным источником исследования является роман Г.Гессе «Игра в бисер». Помимо него для работы использовалась статья Е. Марковича5, и некоторые другие литературоведческие статьи,6 а также переписка Гессе.7 В поздний период работы писателя переписка выходит на первый план — он придавал ей исключительное значение, и в последние годы работа над письмами стала ведущей в его творчестве8. Только в письмах писатель давал себе волю в выражении собственного мнения, поэтому они являются чрезвычайно ценным источником для понимания его связей с современностью. Статьи, как и письма, помогают в ином свете увидеть и собственно художественное творчество писателя, увидеть результат кропотливой работы души, непрекращающегося эмоционального и интеллектуального напряжения.
Данная темя не является строго научной, поскольку тесно связана с литературным творчеством и, следовательно, допускает возможность вариаций и различных трактовок, однако использованного материала достаточно, чтобы раскрыть тему. В качестве основного метода исследования использовался анализ текста произведения.

Символика романа Г.Гессе «Игра в бисер»

По форме своего построения, по языку и обилию иносказаний и символов, «Игру в бисер» можно смело назвать романом-притчей. Помимо метафоричности и возникающих параллелей с реальной исторической эпохой, автор наделяет своих героев «говорящими» именами, проясняя их судьбу и во многом оправдывая поступки и роль каждого из них.
Символизм Гессе крайне сложен для восприятия не только из-за сочетания в одном произведении элементов различных культур, религий, эпох, не только из-за феноменального охвата образов, но и из-за их многозначности, которая проявляется отнюдь не сразу, а лишь по ходу повествования, и обсуждать то, что скрывается в самом сердце книги можно лишь после того, как снят первый «слой», пройдена «кожура повествования». «Глубинный смысл может обнаружиться не сразу, он может поджидать тебя в передней, или за последней, запертой дверью». Символы, которые автор подбрасывает нам в начале повествования могут расшифровываться совсем иначе после прочтения истории, вконец запутывая читателя. Что-то, что сперва привлекало его внимание позже лишается смысла, а незначительные эпизоды и образы складываются в идею, в сообщение, обнажают истинный смысл произведения.
Вымышленное место, изолированная от мира провинция, в которой живут члены Ордена носит название «Касталия», и название это не случайно - оно берёт своё начало из древнегреческих мифов, где дельфийская нимфа, спасаясь бегством от Аполлона превратилась в родник, получивший в последствии название «Кастальский ключ», дарующий вдохновение поэтам и музыкантам. Касталия — образ подлинной духовности, прибежище и последний очаг духа, сохранившийся в мире. Подобное положение Касталии напоминает положение Швейцарии, тщательно охранявшей свой нейтралитет в 20 веке. Её роль в Первой Мировой Войне заключалась исключительно в организации отрядов "Красного Креста", и Гессе называл этот нейтралитет «возвышенным примером для всей Европы». В то же время символ Страны Востока, явившийся целью многих ученых, музыкантов, творческих людей имеет весьма интересный смысл: «Наш Восток был не просто страной, не чем-то географическим; это была родина и юность души, это было Везде и Нигде, это было слияние всех времён»9. Подобное описание цели путешествия паломников возвращает читателя к провинции Касталии, стирает географичность последней, и она уже не предстаёт перед нами как конкретное место, но остаётся символом высокой духовности и морали, идеей витающей в воздухе.
Создавая Касталию как закрытую общность, своеобразную «теплицу» для ученых умов, Гессе подчеркивал её абсолютную отрешенность от мирских дел, не просто отделил, а противопоставил как нечто идеальное. «Утопия» -место, которого нет, и быть не может, но это мини-страна с идеальным устройством, где правит одухотворённая элита, нет индивидуальностей, а есть лишь целостная система, единый организм, где целое даёт смысл каждой детали. «Анонимность — идеал её иерархической организации»10
Главного героя, одного из величайших Магистров Игры зовут Иозеф Кнехт, и фамилия его переводится с немецкого как «раб», «слуга». Должность Magister Ludi является высшей ступенью в иерархии Ордена, однако, называя своего героя слугой Гессе подчеркивает цель его жизни как истинного касталийца — служение наукам, служение духу. «...Тот, кто поднимается выше и получает задачи более значительные, не делается свободнее, он берёт на себя всё большую ответственность»11, - говорит Мастер музыки Иозефу в годы его учения, и уже после, со вступлением в Орден сам Кнехт обнаруживает одно из положений орденского устава: «...каждая ступень вверх по лестнице должностей — это шаг не к свободе, а к связанности. Чем выше должность, тем глубже связанность. Чем больше могущество должности, тем строже служба. Чем сильнее личность, тем предосудительный произвол»12. Быть может, с этим связан интерес Кнехта и его поиски настоящей свободы, ведь он множество раз задумывается о ней, и эти поиски сталкивают его с противоречиями «мира» и Касталии. Именно Иозефу дано увидеть пропасть, разделяющую духовность и разум, и именно в его душе зарождается беспокойство о судьбе мира и провинции.
Новым этапом в жизни Кнехта является зачисление в Вальдцель, школу наиболее художественную из всех школ второй и третьей ступени, предметы не были четкой гуманитарной или точной направленности, все науки преподавались там в равной мере, но основную часть своего личного времени ученики посвящали Игре в Бисер. Учение в Вальдцеле ознаменовалось для Кнехта столкновением с вольнослушателем Плинио Дезиньори, ставшего в последствии его близким другом. Это было именно столкновение, потому как
Плинио был одним из «гостей» провинции, пришельцем из «мира». Он так же является одной из ключевых фигур романа, и имя его происходит от итальянского «Signóre» - господин, хозяин. Оба юноши — и Иозеф, и Плинио представлены читателю как олицетворение тех миров, к которым принадлежат, и если Кнехт, слуга, ставит идеалом своей жизни служение, то Дезиньори, будучи сыном и наследником представителя элиты «мирской» , подвергает сомнению необходимость существования интеллектуальной провинции и необходимость служению наукам, своими речами заставляет и Кнехта усомниться в пользе Касталии. Проникаясь всё глубже идеалами Касталии, Иозеф встречает новый взгляд, который выражает гость провинции. Плинио намного теснее связан с «миром», и высказывает стороннее мнение о “республике духа», взгляд со стороны. Он не переставая твердит о бесполезности провинции, и самом её существовании как о возврате к фельетонной эпохе, что порождает в душе Кнехта новые сомнения в идеалах Касталии, и заставляет изо всех сил искать ей оправдание.
Об основных постулатах и правилах касталийской жизни мы узнаём из предисловия, написанного в форме обращения историка, любезно согласившегося предоставить неподготовленному читателю комментарий и некоторые пояснения о сути Игры. Она является символом и главной жемчужиной провинции, а также её собственным изобретением. Это загадочное действо, которому посвящают основную часть своего времени члены Ордена.
По прочтении первой части почти ничего не проясняется, и правила, смысл Игры остаются всё такими же туманными, пояснения ограничиваются расплывчатыми и обтекаемыми фразами-сравнениями, из которых практически невозможно вычленить какое-либо конкретное определение.
«Эти правила, язык знаков и грамматика самой Игры, суть не что иное, как высокоразвитая тайнопись, в создании которой участвуют многие науки и искусства, в особенности же математика и музыка (соответственно музыковедение) <...> Игра стеклянных бус есть игра со всеми смыслами и ценностями нашей культуры, мастер играет ими, как в эпоху расцвета живописи художник играл красками своей палитры»13 - пишет неизвестный касталийский историк, ни мало не проясняя загадку Игры стеклянных бус. Однако, из попыток повествователя разобраться в истории и возникновении Игры мы узнаём, что идея Игры возникла ещё в далёком прошлом и имеет глубокие исторические корни, перенимает опыт наук и искусств, распространённых в предшествующие эпохи. Рассказчик отмечает, что «как идею, догадку и идеал мы находим её прообраз во многих прошедших эпохах....», имея в виду периодические подъёмы и эпохи расцвета духовной жизни человечества. Игра является преемницей восточной мудрости, древнекитайских и древнеиндийских традиций. «Идея, воплощенная в Игре в бисер - есть движение к идеальной цели «universitas litterarum», всякой платоновской академии, всякого общения духовной элиты, всякой попытки сближения точных и гуманитарных наук, всякой попытки примирения между искусством и наукой или наукой и религией...»14. Таким образом, мы узнаём об одном из свойств Игры — объединение в себе всесторонних и, зачастую, противоречивых знаний. Она не является ни идеологией, ни какой-либо заменой религии, это лишь попытка добраться до «центра», найти нечто истинное, достичь духовной гармонии. Образ Игры — один из самых сложных для понимания символов в романе, так как восприятие Игры и отношение к ней меняется на протяжение всего повествования — она выступает и как почти божественный ритуал, и как пустое занятие. Сомнения главного героя в Игре и в самой Касталии иногда усиливаются, а иногда почти совсем исчезают, и вплоть до самого конца книги невозможно разобрать позицию автора по отношению к этому символу.
Начало движения и учреждение Ордена, а также окончательное оформление Игры в бисер относят к эпохе, названной в последствии «фельетонной эпохой», под которой автор понимает конец XIX — начало XX века, эпоху декаданса буржуазного мира. Рассказчик отмечает два направления духовной жизни этого времени — освобождение мысли и веры от какого-либо авторитарного влияния, и попытки узаконить свою независимость, и в истории, описанной в романе, дух выиграл, «преодолев церковную опеку полностью, а государственную лишь частично», обрёл безграничную для себя свободу.
В дальнейшем понятие «эпоха фельетонизма» неоднократно будет упоминаться в романе, и не смотря на отстранённо-ироническое отношение рассказчика, смотрящего на описываемые события как на историю, мы можем лишь догадываться об истинном отношении Гессе к этой эпохе.
В конце учебы в Берольфингене, в его первой школе, Кнехт начинает понимать, что он является избранным, electus, отличается от остальных и имеет шанс стать частью элиты, он замечает насмешки окружающих и находит в них долю зависти. Уже Эшгольце, первой его элитной школе Иозеф Кнехт начинает постигать основы Игры и сталкивается с первыми противоречиями и сомнениями в справедливости жизни касталийцев. Его терзают сомнения в свободе жителей Касталии, вспоминает о «свободных профессиях» и размышляет о месте в иерархии как о части системы, отлаженного механизма, где каждая деталь безлика и работает ради целого, «наша Касталия не должна быть просто элитой, она должна быть прежде всего иерархией, зданием, где только целое даёт смысл каждому камню. Выхода из этого целого нет, и тот, кто поднимается выше и получает задачи более значительные, не делается свободнее, он берёт на себя всё большую ответственность»15
В своих размышлениях Кнехт не обходит и жизнь касталийцев, их цели , он рассуждает о том, что они навсегда будут привязаны к Эшгольцу, и душой никогда его не покинут, потому что они не способны разорвать связи и сделать прыжок вперёд, как это сделали те, кто покинул Касталию навсегда. Он признаёт, что они поступили неверно, но им хватило храбрости на этот прыжок, но только ни один из касталийцев не способен на такую храбрость — им не под силу сделать прыжок на новую высоту, отказавшись от старого. Это, возможно, повлияло в последствии на то, что в итоге Кнехт покинул Касталию, оставил все связи, и это не стало неверным шагом, ведь он прыгнул на новую высоту — нашел свою цель и «сбежал», как он сам выразился, ради её достижения. У членов Ордена, привязанных к провинции, такой цели, может и нет, так как все их занятия сводятся к бесконечному перебиранию уже известного, бессмысленному перекладыванию бус. Уже покидая Эшгольц Кнехт вспоминает «отступников», выбравших «мир» и покинувших школы. Он уважительно отзывается об их выборе, потому как считает, что это свободный выбор, действие, прыжок, от которого они, жители Касталии, отказались. С этих вопросов начинается внутренний поиск истины Иозефа Кнехта, ведь в его душе живёт сомнение - имеет ли смысл игра, это просто пустое занятие: «... перед ним вставал старый, мучительный вопрос: была ли эта Игра действительно выше всего, была ли она действительно царицей в духовном царстве? Не была ли она, не смотря ни на что, в конечном счете только игрой? Действительно ли стоила она того, чтобы целиком ей отдаться, служить ей всю жизнь?» - эти вопросы буду занимать Кнехта на протяжение всей его жизни, и часто сомнения его, кажется, будут разрешаться, но он вновь и вновь будет сталкиваться с этим вопросом, и читатель пройдет через эти сомнения вместе с героем. И спор этот, между этическим и эстетическим началом был старым, существовал ещё до Кнехта. Эти его сомнения выражаются в его вальдцельских ученических стихах.
Герои в жизнеописаниях Магистра игры также носят имя «Слуга» - Заклинатель дождя — Кнехт, Исповедник — Иозефус Фамулюс (лат. famulus- «слуга»), Даса — в переводе с санскрита означает «раб», «прислужник». В каждой из своих вымышленных жизней Кнехт видит себя слугой, но он показывает три возможных пути для слуги.
В своём первом жизнеописании — жизнеописании кудесника Слуга использует свои знания для служения народу, оставляя себя на волю людей диких и непросвещённых, является сам носителем знания, ограждает от него других. На примере жизни кудесника Иозеф показывает, что знание без духовности, знание в неумелых руках приносит лишь зло. Племя, в котором жил Слуга верило, что самым действенным способом умиротворить злые силы является убийство кудесника . Так автор напрямую говорит нам — во времена войн, социальных и политических катастроф и бедствий в первую очередь страдает духовная жизнь - люди приносят её в жертву. Об этом же он пишет в письме Вильгельму Гундерту в феврале 1934 года: «Если поддерживать каждый большой крик собственным криком и отвечать ненавистью на всевозможные погромы, затеваемые против евреев и духа, против христианства и человечности, то вряд ли поможешь этим своему народу, для "народа" "великие времена" - это всегда времена ненависти и готовности к войне. Мы, люди духа, не должны принимать в этом участия, мы должны молчать, покуда возможно, далее если впадем за это в немилость, и должны хотя и стоять за свой народ, но не быть рабами его страстей, его жестокостей, его низости, не для того мы существуем на свете», и повторяет свои слова устами Кнехта: «...желаниям людей надо без высокомерия идти навстречу, но нельзя покоряться»16.
Другое жизнеописание — противоположный путь, новая возможность для Слуги. Его индийское жизнеописание рассказывает историю Дасы, урождённого князя, отлученного от престола. За свою жизнь Даса многое узнаёт и многое теряет и, встретив однажды в лесу йога, хочет стать его учеником. Старик показывает Дасе то, как может сложиться его жизнь, если он вернётся в мир и займет своё законное место правителя. Даса понимает, что не способен быть правителем — он отказывается от внешнего мира, от «майя» и уходит в себя, оставаясь в полной изоляции, отрешении от мирской суеты. Этот путь отображает перспективы полного отделения духовности от разума. В чем-то это напоминает полную изоляцию Касталии, которую видел Магистр игры перед тем, как сложить полномочия и оставить свой пост. Однако, Касталия пошла по третьему пути.
Третий возможный путь — путь, описанный в жизнеописании исповедника Иозефуса Фамулюса, пошедшего по стопам своего собрата, исповедника Диона Пугиля. Это путь преемственности, благодаря которому возникла провинция Касталия и, возможно, благодаря ему же она осталась существовать в далёком будущем.

@музыка: металлика

@настроение: вдохновенное

@темы: окололитературное, кусочки бреда, околонаучное

---

Это становится милой традицией...

..либо сессия такая..."специфическая", либо всем преподам резко стало по фене на экзамены, но .... я сдала географию без малейшего напряжения... (трясло меня потом, конечно, жутко, но это уже мелочи.. так, постэкзаменационный синдром)))

Я купила красивый ирис, "Черный принц" называется... он прекрасен) у меня ещё есть желтый, как сфоткаю - покажу =))

из сети

@музыка: maNga - We Could Be The Same

@настроение: хорошее ^________^

@темы: бытие

---

Аааааапять нихуя не бечено, да и некому, так что вот... (это было вместо зубрёжки географии к завтрашнему зачету)))

Название: Looking for out of the Usual
Автор: mihashi
Перевод: Юный касталиец
Фэндом : Наруто, ясен болт
Пейринг: Наруто/Саске
Рейтинг: G (ну, или K, - однохуйственно)
Жанр: романс
Разрешения, конечно же, нет. Ссылка на оригинал, если вдруг...

"потуги перевода"

-Прекрати вздыхать как школьница, Наруто! Слишком много пафоса!
-Да забей, Киба, он влюбился, вот и всё, не говори мне что ты не вздыхал так из-за Хинаты..
-Ха! Но я же не убивался как....хм... на самом деле это она сохла по мне из за моей стройности, бесконечной красоты и незаурядного ума...
-хочешь сказать из-за твоей неуклюжей тупой хари... - поправил рыжеволосый подросток с подведёнными черным карандашом глазами.
-тсссс! Заткнитесь хотьна секунду, - цыкнул на парней блондин и облокотился на перила, тайком задумчиво глядя на человека ростом примерно метр восемьдесят, с не слишком короткими прямыми волосами угольно-черного цвета и изящным холодным лицом, обрамлённым двумя аккуратными прядками. Глаза с абсолютно черными радужками только усиливали впечатление. Наруто внезапно выпал из своих мечтаний и отвернулся, обнаружив, что брюнет смотрит в направлении двух друзей, переводя взгляд то на одного, то на другого, те же чувствовали себя перед ним ничтожествами. Наруто тут же спрятался за стенкой, из-за которой всё это время вёл наблюдение, чувствуя что сердце бьётся так сильно, будто готовится вот-вот выскочить из груди.
-эу, что с тобой случилось-то? - бросил Киба, увидев, как блондин резко вздохнул и схватился за сердце..
-он видел меня... он на меня посмотрел...о, боги... Киба, он смотрит ещё сюда?
Брюнет поднял глаза, чтобы удостовериться, что молодой профессор переключил своё внимание на двух дамочек, вертевшихся у него перед носом, и не смотря на то, что он пытался улыбаться, на его лице явно проступала раздраженная ухмылка...
-не, всё норм, можешь встать.
-встать? Кто тебе сказал, что я хочу вставать, да после этого я останусь сидеть на полу! Меня так прошибло, что ноги теперь не держат!
Он слегка похлопал себя по груди и глубоко вздохнул.
-если честно, в твои 16 лет влюбиться в препода ангийского, которому 25...дальше просто некуда, Наруто!
-да черт побери! Делаю что хочу!
-ну я не про то... да ты бы скорее запал на... на Какаши-сенсея, например, чем на НЕГО! Ты думаешь, что он будет возиться с каким-то несчастным студентом, который, к тому же полный ноль в английском, как и все тёлки, что за ним увиваются?
-Какаши-сенсей 0.0 ? - знаешь, Гаара, у меня не такой дурной вкус!
-возможно, однако ты не единственный, кто увивается за ним, есть ещё Неджи.
-Неджи? Что ты сказал?
-Может быть, потому что он уже попросил Саске-сенсея о встрече.
-ЧЕГО?! Когда это?
-Несколько дней назад, он ждал когда все выйдут, чтобы спросить..
-надеюсь, он его отшил?
-Саске-сенсей вовсе не такой мерзавец, он вёл себя как нормальный преподаватель и мило ему объяснил, что у него уже кое-кто есть...
-У него уже есть кто-то? Он женат или ему просто кто-то нравится?
-Ты предлагаешь мне сходить спросить?
-О, да, пожалуйста!
-Блин, ты совсем идиот? Я начинаю думать, что это я на него запал, а не ты!
-ладно... а Неджи... что он?
-он, конечно, разочаровался, но заявил, что никогда его не покинет!
-а Саске?
-что если он перекрасится в блондина и станет полным кретином, то у него будет шанс.
-ПРАВДА ЧТОЛЬ?!
-Да прекрати витать в облаках, Наруто. Откуда мне знать, что он ему ответил, всё что я могу сказать — это было потрясение для Неджи.
-И что его так потрясло?
-То, что Саске сказал, дубина!
-А что он ему сказал?
-Ну не знаю я! Ты глухой или как? Меня там не было!
-ага, тогда откуда ты всё это знаешь?
-Шика рассказал. Он был там.
-Он ещё в аудитории?
-бля, Наруто, ты затрепал задавать вопросы один тупее другого!

Спустя добрых двадцать минут после звонка трое подростков направились прямиком на урок английского, где в течение часа Наруто парил высоко в облаках, остальные студенты от скуки растекались лужицами по сиденьям, кроме трети группы, которую составляли девчонки, которые хихикали каждый раз, когда их прекрасный профессор выговаривал « r », являя миру своё почти идеальное — по мнению Наруто — произношение. И оно было настолько чарующим, столько всего выражало, что Наруто и представить себе не мог, что оно принадлежит человеку, в которого он безумно влюблён... Отчаянием переполняло и то, что он крайне редко спрашивал блондина, не желая выставлять его на посмешище из-за значительных пробелов в его знаниях, несмотря на то, что Наруто с остервенением выкладывался... он хотел, чтобы учитель заметил его, заинтересовался им, хотел видеть, что он думает о нём...
-Наруто.
Наруто резко поднял голову, оглядываясь на одноклассников, которые, в свою очередь, все смотрели на него. Он встретился взглядом с Сенсеем, который сделал знак подняться со стула, что ин и сделал после нескольких секунд колебаний.
-эээ...да?
-не хотел бы ты пройти к доске и прочитать нам стихотворение, которое я задавал сочинить в прошлый раз?
Блондин не сразу, но ответил такой обворожительной улыбочкой, будто за ним по пятам следовал Терминатор, но из уважения к одноклассникам всё же едва заметно кивнул и принялся неловко листать свою тетрадь в поисках затёртого клочка бумаги с нацарапанными в углу словами... Всё ещё дрожа от страха перед брюнетом, он прошел к доске, с трудом сглотнул, силясь вернуть на лицо улыбку и запрятать подальше стеснение и неловкость под милым красным цветом своего лица....
Прокашлявшись, он исподтишка посмотрел на учителя.
-можешь начинать, Наруто, я тебя слушаю...
Внимание Наруто зацепилось за слова «я тебя слушаю», ведь логично было бы сказать «мы тебя слушаем», чтобы упомянуть и класс...Но он предпочел не тянуть резину и взглянул последний раз на Кибу с Гаарой, поднёс к глазам листок и с большим трудом начал говорить, чувствуя, что все сейчас смотрят на него...

As the sun rises in the East
(alors que le soleil se lève à l'Est) Как солнце встаёт на Востоке
So the breaking dawn of my love begins
(L'aurore de mon amour commence à poindre) Занимается заря моей любви
As the sun sets in the West
(alors que le soleil se couche à l'Ouest) Как солнце садится на Востоке
I am overwhelmed with a burning desire
(je suis envahie d'un désir brulant) Меня охватывает жгучее желание
A desire locked down deep inside
(un désir enfermé au fin fond de moi) Желание, закрытое в глубине меня
One that cannot be concealed anymore
(L'un de ceux qu'on ne peut cacher plus longtemps) И одно не может скрываться дольше
I long for one sweet kiss to quench my thirst
(J'attends impatiemment un doux baiser pour apaiser ma soif) Я жажду нежного поцелуя, чтобы утолить мою жажду
I long for one tender touch that will last a lifetime
(J'attends impatiemment un geste tendre qui durera toute une vie) Я жажду нежного прикосновения, которое продлится всю мою жизнь
At the end of it all you are my deepest desire!
(pour tout dire ,tu es mon désir le plus profond !) чтобы всё сказать, ты — моё самое страстное желание
I love you not today not tomorrow but forever !
(je ne t'aime pas pour aujourd'hui , ni pour demain , mais pour toujours !) И моя любовь к тебе не на сегодня, не на завтра, а навсегда!

Он с трудом оторвал взгляд от листка, встречая ошеломлённые и удивлёные взгляды и не решаясь посмотреть на сенсея, который за всё это время не сказал ни слова, и лишь продолжал напряженно смотреть на угнетённого Наруто... Может, всех ошарашило его ужасное произношение некоторых слов, которые читал Наруто? Нет, он всю душу вложил в чтение, в каждое произносимое слово, выражая глубокую и страстную любовь, которую испытывал к собственному учителю, он отыскивал простые и глубокие слова, способные пробиться в душу к Учихе...
Молчавший учитель привлёк внимание блондина, который отрешенно смотрел в глубь класса, где Киба радостно аплодировал, встав с места... Овации подхватил улыбающийся Гаара... а потом и сам учитель начал аплодировать, удивленно глядя на Наруто. Овации раздались по всей аудитории, изумлённой успехами Наруто. Сам он нервно посмеиваясь взглядом благодарил своих друзей и брюнета, после которого начал аплодировать весь класс...
-это было почти прекрасно, Наруто, - заявил Саске, поднимаясь. - Дай мне листок, я перепишу..
Блондин подчинился, очарованный добродушной улыбкой учителя, который вскоре отослал его на место...
-Хорошо, Киба. Раз ты у нас переполнен энергией, давай-ка попробуй представить нам что-нибудь посильнее предыдущего произведения? - едва слышно проговорил Саске, записывая что-то на клочке бумаги.
Вызванный подскочил и едва не бегом направился к доске, где с пылом прочел стихотворение, посвещённое его девушке, которая покраснела от откровенных и пылких слов своего парня. Аудитория начала свистеть, перекрывая аплодисменты, и урок тут же превратился в балаган. Учиха лишь улыбался, проходя вглубь аудитории, где на самой последней партой сидел Наруто...
Наруто почувствовал как огромная плита опускается на его плечи, не смотря на то, что молодой профессор стоял у задней стены класса и наблюдал за выступающими, ему казалось, что его глубокий черный взгляд сверлит его спину, хотя каждый раз, когда он бросал осторожные взгляды на сенсея, глаза того неподвижно следили за отвечающими.
-Мне бы хотелось, чтобы ты зашел ко мне после этого урока, Наруто... - прошептал Учиха ему на ухо, почти касаясь влажными губами мочки и заставляя Наруто дрожать от горячего дыхания, пронзающего возбужденим...
Блондин согласился, медленно кивнув... до самого конца урока его сердце сбивалось с ритма, когда он вспоминал каким чувственным голосом говорил его учитель... Он мечтал, чтобы урок скорее закончился, и одновременно боялся того, что Учиха может сказать ему. Минуты тянулись нескончаемой чередой, буквально разрывая нервы в клочья...до тех пор, пока не раздался звонок, и блондин не принялся со рвением, немного неловко закидывать свои вещи в сумку. Кивнув друзьям, он сказал не ждать его до следующего урока и пошел к кабинету учителя.
-ты знаешь, почему я попросил тебя зайти, Наруто?
-н..нет, Саске-сенсей.
-Я очень впечатлён твоим прогрессом в английском, Наруто. Я никогда не видел чтобы кто-то из учеников занимался языками с таким рвением... У тебя вышло очень хорошее стихотворение, человек, которому оно посвящено — просто счастливчик.
-с..спасибо, сенсей.
-посмотри на меня, Наруто, - усмехнулся брюнет. - я тебя не съем, ты же знаешь...
Приложив нечеловеческие усилия блондин поднял голову, погружаясь в глубокие и нежные глаза брюнета, не в силах оторваться от них.
-И произношение у тебя было замечательное, могу тебя заверить.... Скажи, ты любишь поэзию?
-..нну да... очень... я сам пишу стихи...
-тебе нжно как-нибудь зайти ко мне домой, у меня целая библиотека английской поэзии, если тебя это интересует...
-правда?
-да, только когда не будет моей жены, он не любит подростков.
После услышанной фразы надежды Наруто рухнули как карточный домик, в груди что-то сжалось так сильно, будто грозилось задушить его изнутри, и ему потребовались все его силы на то, чтобы не дать слезам появиться на глазах и не заскользить по щекам... сердце болезненно заныло, внутри всё горело...
-у вас... есть жена? - с трудом выговорил Наруто, силясь скрыть дрожь в голосе.
-да, ты её наверняка видел, она преподаёт музыку здесь.
-м..мадам Харуно?
-да, именно... раздражающая дамочка...
-..ээ...да?
О, да! И такая упёртая... я себя спрашиваю иногда — что мне могло в ней понравиться...
Наруто больше не мог сдерживаться, выслушивая подробности семейной жизни человека, по которому сходил с ума, он схватил свою сумку и отвернулся к двери.
-и..извините, сенсей, я... могу опоздать...
Не успел он выйти за дверь, как Учиха схватил его и, повернув к себе, приложил спиной о стену.
-С..Саске -сенсей?
-она полная твоя противоположность, Наруто... - прошептал брюнет, опасно приближаясь к лицу блондина...
-эээ что?
-Скажи мне, Наруто, кому ты посвятил стихотворение?
-а?
-мне бы очень хотелось знать...
Нечаянный вздох пронесся по пустому кабинету, когда губы брюнета коснулись бронзовой кожи студента.
-с..сенсееееей....
-скажи мне, Наруто..
-а.....аааа...
-нууу?
-в..вам!
Сенсей мгновенно прервал речь Наруто, накрыв его губы своими, и Наруто почувствовал, что выпадает из реальности, забыв как дышать. Его глаза, как и глаза сенсея, сами собой закрылись, и он всё ещё не верил в реальность происходящего. Единственным подтверждением того, что это не сон был лёгкий укус в губу, а затем нетерпеливое проникновение языка сенсея в его рот.... Несколько секунд спустя брюнет, наконец, оторвался от своего лакомого кусочка, блондин с трудом дышал, заливаясь ярким румянцем...
-с...сенсей...
-ты т правда такой восхитительный, Наруто, восхитительный и очаровательный... Определённо, я люблю тебя за это...
-вы..вы меня любите?
-I love you not today , not tomorrow , but forever ..
-Саске-сенсей, я...
-у тебя столько качеств, которые я хотел бы открыть для себя... если ты только согласишься, Наруто...
-да! но... но как давно вы...
-слишком долго, как мне кажется.... и я думаю, что мир не рухнет, если ты пропустишь пару-тройку уроков сегодня, - выдохнул Саске, легко целуя шею своего возлюбленного.
-Английский — это прекрасный язык, чтобы научиться любви, Наруто...
Наруто уже многое знал, но предпочел получить несколько профессиональных советов от своего учителя.
-пожалуй, у меня есть некоторые пробелы в знаниях в этой области, сенсей...


Конец ^_^


Если не лень - попинай меня в сторону грамматики и че там у нас ещё есть в русском языке... Ну, поняла, короче =)

@музыка: Jem - Come on closer

@настроение: приемлемое для выжатого лимона

@темы: переводы, фанфики, Наруто

---

Ни о чем

Полагаю, что скоро здесь появится целое расписание сессии, потому что завтра - зачет по географии, и это не может не волновать, учитывая то, чем я сейчас занимаюсь. Я могла бы вчера после пар пойти домой и выучить пару-тройку вопросов по географии, подготовить английский и сделать пересказ... однако я согласилась пойти в "Дерби" и вылечить многострадальную анькину душу парой бокалов светлого нефильтрованного. (да, такое бывает).
Да и вообще, по-всякому бывает (я такой прокрастинатор - что просто сил нет ><"
Очень хочется поделиться чем-нибудь хорошим, но, зараза, нет нихуя (и да, я рада, что на дайри нет цензуры >< ))

Вот, пожалуй, картиночку вставлю...(очень че-т под настроение))

ты-дыщ

@настроение: фиговатое

@темы: кусочки бреда, бытие

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ййййееееебануца... ><





Вот как-то так.... пишу я, значт, конспекты... а тут видос мне кидают. А пошел-ка Аш ...хм.. "не туда".. ^__^

@музыка: видос

@настроение: хуеватое

@темы: hu-i-ta

---

ОЙ,
ПОЛНА, ПОЛНА КОРОБУШКА…



Слова Николая Некрасова



«Ой, полна, полна коробушка,

Есть и ситцы и парча.

Пожалей, моя зазнобушка,

Молодецкого плеча!



Выди, выди в рожь высокую!

Там до ночки погожу,

А завижу черноокую –

Все товары разложу.



Цены сам платил немалые,

Не торгуйся, не скупись:

Подставляй-ка губы алые,

Ближе к милому садись!»



Вот уж пала ночь туманная,

Ждет удалый молодец.

Чу, идет! — пришла желанная,

Продает товар купец.



Катя бережно торгуется,

Все боится передать.

Парень с девицей целуется,

Просит цену набавлять.



Знает только ночь глубокая,

Как поладили они.

Расступись ты, рожь высокая,

Тайну свято сохрани!

Печальная песнь.... продалась девица за кусок тряпки. >< Не то чтобы я не знала, но я как-то упускала из виду слова этой песни...

@темы: опанихуя, кусочки бреда

---

ФИНИТА!!!

Больше никакого писькомерства не намечается, все забытые и заброшенные записи спасены, архивов больше не будет ^_________^

---

Дурная привычка

Кусок обо мне, ты это читала, душа моя...

Название: Дурная привычка
Автор: Юный касталиец
Жанр: набросок


…Дурная привычка….

У неё была целая куча дурных привычек…
Я помню, как она приходила в мой дом и, бросая в сторону туфли на высоченном каблуке, молча плелась на кухню и наливала себе виски в стакан с лимонной водой….

…гадость…

Но ей нравилось…Сбрасывая с себя вещи – одну за другой – она шла в комнату.
На столике в зале она оставляла бокал и, выйдя на балкон в одном белье, зажигала ментоловую сигарету и, сделав пару затяжек, возвращалась в квартиру.

…ужасная привычка….

Она бросала окурок в стакан с виски и шла в кабинет. К роялю. Она могла играть часами напролет. Абсолютно голая. Соседи стучали в двери и звонили на домашний….
мне часто приходилось находить порезанные провода….

…разве так можно?...

Но вот наступал вечер. Становилось совсем темно. Тогда она продолжала играть по памяти. А к моему приходу меня всегда встречала убранная прихожая и ещё горячий ужин… В зале на столе стояли свежие цветы. В баре на кухне - ещё не распечатанная бутылка «Red Label», подаренная кем-то три года назад на новоселье.
…после ужина – как всегда – вечер в компании телевизора… Пока она не возвращалась из душа и не затаскивала меня в спальню…

…масса дурных привычек…

Она исчезала мгновенно, будто и не было её вовсе. По утрам меня будил аромат кофе. Рядом – застеленная половина кровати. Пять минут до звонка будильника. Невозможно было услышать, как она просыпается и готовит завтрак. Она пропадала утром и приходила ко мне только вечером, после душа… и так было всегда.
…Не получалось видеть её чаще…И мне было не известно, что она делает с семи утра до десяти вечера – это оставалось загадкой. Нет. Это было её неприкосновенной тайной.
…Да, так было всегда…
Откуда мне было знать про её привычки?

…дурная привычка…

Приходить не вовремя. И это уже не её - моя привычка.
Мне доводилась и раньше видеть то, что от меня так упорно скрывали… Но почему-то в этот раз всё оказалось по-другому.
В дверях кухни мне под ноги попался пакет с уже открытой бутылкой виски. На столе - лимонный сироп. В углу – черные лаковые туфли. Дорожкой к спальне валялась одежда – блузка, её любимая юбка, бирюзовый платок…
..в зале хлопала открытая дверь балкона, а на столике стоял стакан со странной жидкостью и плавающим в ней окурком…
На полу, у входа в кабинет лежало белое кружевное белье…

…так делать нельзя…

Она сидела обнаженная, облокотившись на клавиатуру рояля. Вокруг неё – рукописные листы с нотами. Она спала.

…так делать нельзя, но…

Мне вдруг захотелось разбудить её.

Она подняла на меня глаза. Заплаканные, с потекшей тушью. Слова затерялись где-то внутри меня, говорить не получалось…

Она молча встала и отправилась в душ.

…привычка, от которой нельзя избавиться….

Электронные часы мелькали на панели телевизора. Каналы переключались, взгляд никак не мог уцепиться за что-нибудь.
…21: 55…

На улице поднялся ветер…

…21: 58…

Каналы мелькают всё чаще – я жду, когда она войдет…

…22:00…..

…но её всё нет…

…22:05…

…неужели нет смысла ждать?
Пришлось встать и пройти по всему дому…

…22:08…

…чтобы понять, что её здесь нет…

И я знаю откуда-то, что завтра…

…22:09…

…и после завтра…

…22:10…

..её не будет… Никогда больше. А ведь мне жаль…действительно, ведь…..

…22:15…
…22:20…

…это она была моей дурной привычкой все эти годы….

@темы: original, архивное, oneshot, бытие

---

Бредово-спасительное

Херня, которая творится в моих мозгах - вот она. Сейчас, конечно же, всё выглядит иначе, но.
она тут во всю прокрастинирует, не слушай её...

Название: Нас было трое
Автор: юный касталиец
Жанр: эссе философское
Ахтунг - дэнжер!: не вскрывай мою черепную коробку, нас там гораздо больше -_~


Нас было трое в этой маленькой унылой комнатушке. Похоже, что это какая-то камера. Однако, никто из нас не торопился куда-то уходить. Я сидел на стуле и, покачиваясь, рассматривал тех двоих.
Каждый сидел в своём углу, не обращая внимания на других. Один что-то рисовал на стене, второй – писал, напевая себе под нос какой-то мотив.
Без видимого начала у нас завязался разговор – как это получилось я не могу понять и сейчас, но, возможно, это не тот момент, на котором стоит заострять внимание.
Я всегда сидел на стуле и наблюдал, и это занятие не казалось мне таким уж бестолковым. Если честно, я вообще над этим не задумывался. И вот, однажды, нам всё же пришлось поговорить.
- Жарко сегодня
- Да.
- Лето
- Да.
- Открой окно…

Тот, что рисовал, посмотрел на меня, тот, который писал – начал растерянно оглядываться по сторонам.
И тут я осознал одну новую для себя вещь: они совершенно одинаковые.
«Художник» улыбнулся, посмотрел в сторону и, ни на чем не останавливаясь взглядом, вернулся к своему рисунку. Казалось, что каждое мгновение доставляет ему истинное удовольствие, и он смакует его, оставляя свои чувства в рисунке.
Я перевел взгляд в другой угол, где с лёгким хлопком упала на пол тетрадка. Никто из этих двоих, кажется, не был удивлен своим сходством с другим, а может…
Похоже, удивляться было только лишь моей прерогативой. Проследив взгляд «писателя» я удивленно замер.
Человек всегда замирает, увидев что-то необычное, новое – старается изучить, получше рассмотреть, понять…
В целом, моё логическое левое полушарие мозга отреагировало правильно. На моём центральном табло высветилась надпись : «окно». И, казалось бы, что тут такого – окно как окно… Вся загвоздка для моего сознания заключалась в том, что этого окна здесь раньше не было. Насколько раньше? Да хотя бы минуту назад. Это я мог бы сказать с полной уверенностью… или нет…
«Писатель» опомнился раньше меня – он подошел к окну и открыл створку. Затем он снова вернулся в свой угол и вновь принялся что-то строчить.
Подождав пару минут, я рискнул возобновить разговор.
- Интересное дело… откуда тут могло появиться окно?
- Какое окно?
Не глядя на меня «художник» царапал куском кирпича стену.
- Ну, то самое, которое ты попросил открыть…
- А я просил?
Мне вдруг показалось, что дальше разговаривать бессмысленно. Я вспомнил часы молчаливого наблюдения за ними – пустые бегущие минуты – без размышлений, без скуки…. Пустые, чистые…. Как блок листочков для записи.
Два одинаковых человека в двух углах одной комнаты…всегда заняты своими делами, никогда не разговаривают друг с другом – просто без устали царапают стены и листы… И я вместе с ними – сижу и смотрю. И даже не думаю ни о чем – не думал. Да это и вредно – думать. Начнешь думать – мир вокруг тебя станет ломаться, изгибаться как расплавленное стекло… А вдруг он никогда не станет прежним? Нет, мне размышлять нельзя – кто знает до чего можно додуматься?
Вот сидишь себе на стуле и смотришь – и ничего тебе не надо. А начнешь думать, мечтать, разговаривать с собой (или с этими двумя, что никакой разницы не составляет) – и сразу тебе чего-то хочется.
… «сейчас бы чашечку кофе…»
И я инстинктивно протягиваю руку в сторону и сжимаю пальцами тонкое фарфоровое ушко. Откидываюсь на спинку стула и тону в мягком кожаном кресле с вышитыми подушками. Вот я, наконец, устраиваюсь и смотрю в глубь комнаты: справа стоит мольберт и стол с дюжинами тюбиков краски, палитры, кисти и пастель… Огромная люстра освещает зал, но света всё же маловато для того, чтобы что-то писать. В другом углу «писатель» зажигает свечи на столе и собирает в стопку листы и перья. Я наблюдаю за ними. И вот мне уже вновь хочется начать разговор.
- Хороший вечер…
- Вы не видели большой синий конверт?
- Я сижу здесь всегда, вряд ли я мог где-то видеть…
Протягиваю руку к столику и беру конверт.
- Спасибо, я так долго его искал…
«писатель» взял у меня из рук конверт и вернулся к столу.
Я вернул чашку на столик и , выпрямившись в кресле закрыл глаза.
«Этого не может быть. Только что мы сидели в малюсенькой серой комнатке без окон и дверей…просто в маленькой каменной коробке… Так откуда?..»
Я открываю глаза и опираюсь рукой на спинку старого стула.
«художник» деловито перебирает на полу камешки – все абсолютно одинаковые, но он всё же ищет что-то.
- Вы не устали тут сидеть?
- Где?
- В этой камере.
- В какой камере?
«художник» наконец нашел нужный камешек и вернулся к царапанию стены.
- …и это был целый мир в его руках…
- Простите, вы что-то сказали?
«писатель» мне не ответил, продолжая что-то писать.
Я снова взглянул на «художника» а затем и на «писателя». Ну да. Абсолютно одинаковые. В одной камере… И эти люди вообще ни о чем не думают…
Во мне что-то закипело. Я старался сдерживать себя, но что я мог сделать? Говорить?
«художник» занят, «писатель»тоже. И никто не может сказать мне ничего вразумительного. Может, я спрашиваю не так?
- Красивая картина
- Спасибо.
…

-…ох, нет.. чернила закончились
- и что вы будете теперь делать?
- ну как – «что». Пойду и возьму новые.

Я осмотрелся в этой каменной коробке. Под самым потолком виднелось небольшое – как бойница – окошко. Дверь и вовсе отсутствовала.
- А как же вы отсюда выберетесь?
- Очень просто…
«Писатель» подошел к стене и открыл дверь. Я молча последовал за ним.

Во дворике тихо и немного прохладно. Дорожка, выложенная камнем ведет к небольшому строению, в котором скрывается «писатель». Вхожу вслед за ним.
- Как вы это сделали?
- это не я. Я их купил…
«писатель» берет с полочки банку чернил и выходит из домика. Осматриваюсь. Зеркало рядом со шкафчиком. Подхожу и стираю одним движением пыль. «Ну да. Так и думал».
Вижу в отражении всё того же «писателя». Или «художника» - я их не различаю.

«Стало гораздо легче». Возвращаюсь в камеру.
«Писатель» воодушевленно марает листы, «художник» - стену. Присматриваюсь – царапины и белесые полосы. Никакой закономерности.
- Что это?
- Как что? Это – картина.
- Да, я понимаю, но что на ней изображено?
- То, что ты хочешь ею показать.
- Но я не умею рисовать…
- Да.
-… и писать ты тоже пока не можешь…
- Но я всегда был здесь и просто смотрел. И вы всегда были здесь. Оба. И всегда были заняты чем-то…
- Ты просто смотрел.
- … и даже не пытался понять…
- Но что я должен был…

Я останавливаюсь и начинаю оглядываться. Мне становится душно – я иду и открываю окно. Прохладный ветер дует мне в лицо. Я отодвигаю занавески в сторону и иду в креслу, где рядом, на столике стоит напиток, разбудивший меня однажды. Я беру чашку в руки и оглядываюсь на «сокамерников». Они стоят рядом и смотрят на меня. Одинаковые. И я такой же.
Что-то уже давно кипит во мне.
Порыв ветра – распахиваются огромные двери. Серые тучи заложившие небо стремительно несутся куда-то. Листья срываются с деревьев, ветки ломаются и улетают прочь. Выбегаю на улицу. Начинается ливень. Небо раскалывается зарядами молний, гром оглушает каждым ударом. И я чувствую, что стою уже на коленях, упершись руками в землю, проклиная и молясь на свою свободу…

@музыка: Louis Garrel - l'ai cru entendre

@темы: original, архивное, oneshot, кусочки бреда, бытие

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

...и я продолжу это делать)))

Эту штуку я выложила бы по-любому, ибо оно должно быть развито в нормальную тему, стать приквелом к чему-то более осмысленному... если это возможно, конечно..

Билет, который лопнул, оставил мало времени, поэтому желаю всем спокойной ночи (с)

И за тиканьем уже неслышно подкрадывается глубокое осознание того, что ты сделать уже не в силах. Остаётся только отпустить удила и дать своему разуму наконец свалиться до самого дна, чтобы потом уже было откуда подниматься. Нельзя всё время вот так, в подвешенном состоянии.

А как мы, позволь спросить, живём?

Да оно и видно – так и живём. Изредка выныриваем, чтобы вдохнуть немного воздуха – а потом опять, в новую волну.

Как обычно всё с чего-нибудь

Это начало – не исключение. Положим, началось со звонка. Положим – телефонного. Ну а какого ещё? Ах, да. Совсем из головы вылетело. Кто-то пользуется будильником, кого-то будит кто-то, быть может, вы ставите часы на музыкальном центре или видео магнитофоне, и с утра вас поднять легче лёгкого. Тогда вам нет смысла продолжать читать сей бред, потому что моя философия проистекает как раз из того, что подняться с постели в назначенное время как раз-таки невозможно. Не могу я просто взять и бросить свой сон, который, впрочем, совершенно спокойно может оказаться реальностью, а та самая, с позволения сказать, вшивая «реальность» растворяется от одного лишь противного звука знакомой тональности….. И вот уже мои уши готовы отвалиться к чертовой бабушке потому что даже голос разума заглушает зве….дззззынь!!!!! трррррррр!!!!

Со звонким хлопком откуда-то падает что-то, и, если память меня не обманывает, произвести такое мог только увесистый глянцевый журнал с блестяще-масляной обнаженкой на обложке и представительно-дорогой выпивкой на каждой пятой странице. Но что бы там не писали прославленные в определённых кругах журналистишки, главную информацию я нахожу не в самом журнале, а в звуке, который он производит.

Блядь. Это была моя ещё затуманенная сном, пропитая насквозь мыслишка, вызванная отчаянной болью в висках, затылке и основании шеи, а так же добитая осознанием того, что я всё-таки не дома. А значит это лишь то. Что надо либо вставать и сваливать, либо что вставать поздно – а, может, более того – бесполезно, потому что одежды не наблюдается.

От всей этой бесполезности хочется натуральным образом сгинуть, либо как-то избавиться. И тот факт, что «сгинуть» как вариант приходит раньше, заставляет тошноту плотнее подкатить к горлу. Руки вязнут в тяжелом, мягком одеяле. Становится невыносимо жарко и хочется его отбросить в сторону. Ладони покрываются чем-то влажным и мерзко-теплым, скользят по коже, в тщетных попытках высвободиться. Любое движение делает только хуже – ткань всё плотнее стискивает суставы, сжимается, оставляя на коже красноватые полосы. Их не видно, но они есть – они физически чувствуются каждой клеточкой…. Душно, душно, душно…. Воздух накаляется, закипает кровь в венах. Боль в висках, затылке и основании шеи будто покрывается туманом, уже не так заметна, но оттого причиняет не меньше неудобства. Лёгкие разрываются, в попытке набрать воздуха, но он слишком горячий, и губы бесполезно хватают воздух. Обидно, если когда-нибудь такое станет концом……Почти ощутимо что-то затуманивает рассудок, перед глазами всё расплывается и снова этот гадкий…

Трррррррр!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Сууука……

Тррррррррр!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Рука падает на одеяло, нащупывает что-то твёрдое и очень тяжелое. Опережая мысль, рука вновь поднимается и противный звенящий треск сменяется вспышкой металлических брызг, а за ним – тишина. Глаза открыть очень больно. Режет яркий свет, который проникает даже сквозь чёрные занавески, прожигает ткань, плавит стекло, накаляется ручка оконной рамы. Встаю, наощупь подходя к столу.

А дальше?

А дальше, блядь, снова!!!!!!

Тррррррррр!!!!!!!!!!!!!!!!!!



Я, наконец просыпаюсь, вскакиваю, теряясь в головокружении, сжимаю что есть сил трепыхающийся в руках металл, звук становится приглушенным – бросаю его на пол. Снова пелена перед глазами, густая масса горячего воздуха…. Надо вдохнуть…открыть окно и просто сделать вдох… Почему-то везде так душно…и скользко…и край…

Удар в грудную клетку – 117 , 56, 12 – шершавость асфальта, вонь жженой автомобильной резины….

Эти суки опять всю ночь ездили по двору….гонщики хреновы….



…и говорить вслух уже не хочется. Даже так – не можется. Спать тоже. Попытки сесть на кровати приводят лишь к усилению головокружения и новым приступам тошноты. Руки тщетно ищут чего-то в пустоте перед собой, огромный книжный шкаф раскачивается как какой-то порожний барк на пятиметровых волнах – мысль о море – солёный запах протухших водорослей на заброшенных пляжах, обломки скал, деревьев, ржавый обломок якоря – каким образом – не понятно…

Сухая до отвращения бумага, ещё секунду назад влажные, пальцы горят, касаясь, скользя по ней, прислушиваясь к каждому бугорку, к каждой рельефной полоске – поворт, два шага – снова поворот….Кажется, потолок не выдержит этого сумасшествия и изволит-таки рухнуть на мою грешную голову. И чем скорее – тем лучше. Что-то нужно… мне срочно нужно что-то….

Рука сжимает что-то холодное, совсем гладкое… Губ касается жидкость – и я даже знаю этот вкус давно остывшего чая, который почему-то пахнет осенью, дождём, опавшей листвой, но уже не такой ароматной, а начинающей гнить и покрываться тёмными пятнами, той, которая, намокнув от дождей насквозь пропитывается запахом смолы и грибов….

Чертяки….

Резкий бросок влево. Жуткое тиканье. Приближается, мерно отстукивая каждый свой шаг. В дверях. И мне уже не пройти. Окно. Скользкий карниз. Дождь в начале ноября. Какая глупость…. Нелепый вздор – нога соскальзывает, рука - совсем не подчиняется разуму, опять увязла в одеялах

117, 56, 12….удар в спину….выдох..

Трррррр!!!!!!!!!!!!!!!!!!!





… «и эта сука меня спасла»...

@музыка: Skillet - comatose

@настроение: мляяяяяяяяя

@темы: original, архивное

---

Переступая порог третьего тысячелетия человечество, грязнущее в болезнях, войнах, природных и техногенных катастрофах, всё ещё мечтает о своём спасении, творит мифы, как это делали древние, и как древние, верит в них беззаветно... Но что был мир тогда - наивность, пускай и не всегда - но чистота помыслов. Теперь же, созданные человеком Нового времени, наши мифы становятся такими же как и мы. Герои соседствуют с людьми, и кроме их сверхъестественной силы в них живут человеческие сердца и человеческие слабости.... Так ли нам нужны герои, которых мы себе придумываем? Может ли быть так, что мы просто прячемся за их спинами, в глубине души радуясь, что по нашей прихоти этот миф может умереть, или же попросту обнаружить своё бессилие.... Нужны ли нам те марионетки, которых мы возводим до статуса героя?

Зачарованные.

-1-

Наконец-то в Сан-Франциско настало спокойное время. С демонами было покончено – оставшиеся в живых трусливо прятались в подземном мире, поясь показать нос наружу. Зачарованные обрели силы, приводящие в ужас и заставляющие трепетать сильнейших слуг Ада.



Пайпер сидела в кресле, поджав под себя ноги и изредка переключала каналы телевизора. Фиби снова засела на чердаке в попытках выискать хотя бы одного, «ну хоть самого завалящего» демона. Пейдж, пробравшись на кухню снова практиковалась в изобретении зелий «на всякий случай». Вряд ли им могло пригодиться «зелье, открывающее замки» или «зелье, скрывающее мысли» - с людьми всё было намного проще, зелий не требовалось, и двух младших сестёр это угнетало. Запланированный мини-взрыв, обозначающий готовность зелья пришлось отложить – со второго этажа раздались крики Фиби. Пейдж мгновенно перенеслась на чердак, застав Фиби с раскрытой Книгой Таинств и парящим над ней кристаллом. Через несколько секунд в дверях появилась запыхавшаяся Пайпер. Увидев, что демонов вокруг нет, она приняла угрожающе-серьёзную позу старшей сестры, не сулящую ничего хорошего «провинившимся».

- Фиби! Ты меня напугала! Какого… ты так орешь?!

Фиби сидела на полу и внимательно смотрела сквозь Пайпер.

- Ты не представляешь… В Книге Таинств появилась новая страница…. Такого не было никогда! Ты понимаешь?! – Ни-ког-да!

Пейдж спешно подошла к книге и с ужасом уставилась на страницу. Пайпер нервно сглотнула.

-Что там, Пейдж?

- Какая-то…. Какая-то жуткая…. Тварь….

Пайпер подошла и взглянула на рисунок в углу страницы.

- Обычный демон… Полукровка, наверное… Внешность-то человеческая…

-Да я не про его внешность… Ты почитай, каким даром он обладает….

Повисло недолгое молчание. Фиби перевернула страницу, где были указаны основные демонические Силы. Мгновение спустя проявилось ещё несколько записей. Пайпер посмотрела на первый Дар.

- ….он.. он забирает Силу демонов? Простой человек?! Но как такое возможно? Я ни за что не поверю, что он чистокровный человек….

Фиби тяжело вздохнула, и пложила ладонь на книгу.

- Я тебе больше, скажу, Пайпер. Он человек, это правда. Но он – Собиратель Силы. И это ему нравится. Кстати, если его не остановить сейчас, вместе с демоническими силами к нему перейдет и их ненависть…. И тогда человек в нём умрёт…

- Так чего мы ждём?! – Воскликнула Пейдж, хватая висящий в воздухе кристалл. Давайте найдем его поскорее!!!



-Винс! Ты нужен срочно! У нас критическая ситуация!!!

-Постой, Крег! Я не могу! Нет свободных машин, да и к тому же даже на «Скорой» я прибуду слишком поздно!!! Там не проехать – пробки!.

-….чертяки…знаешь что, Винс… Выходи из дома, тебя кое-кто подвезёт. Этот парень знает все улочки города как свой карман, так что доберёшься быстро. Хватай что там у тебя есть и бегом!!! Она уже в бреду, понимаешь?! Если ты не приедешь, она может умереть, Винс!!

-Успокойся, Крег, я уже выхожу! Сделай то, что я тебе сказал, скоро буду.


Сёстры стояли в магазинчике, стоя у стеклянной двери и наблюдая за улицей. Дождь, начавшийся около получаса тому назад, не собирался прекращаться. Зато кристалл в руке Пейдж начал светиться сиреневым светом и слегка подёргиваться.

-Он рядом!!

-Фиби, смотри! – Пайпер сжала руку сестры и указала на молодого человека в черной куртке. Тот шел и слегка улыбался, видимо, собственным мыслям.

-Это он – прошептала Пейдж, стискивая в кулаке кристалл.



Парень, сидящий за рулем, глянул на часы.

-пятнадцать минут седьмого. Думаю, минут через двадцать будем на месте.

-черт…. Можем не успеть… поехали.

Автомобиль тронулся, набирая скорость.

-Ладно, попробуем побыстрее… - парень нахмурился и включил дворники. Начавшийся дождь несколько осложнял дело.

Винсент взглянул на часы.



Пайпер молча наблюдала за тем, как паренёк переходит дорогу. Прямо на него неслась серая «тойота». Пайпер выскочила из магазинчика и привычным жестом остановила время. Движение остановилось во всём квартале – такого всплеска Силы она не ожидала от себя. Немного растерявшись, она взглянула на свою ладонь, а потом на Собирателя Силы, который, к её величайшему удивлению… продолжал идти. Казалось, он не замечал того, что время вокруг остановилось. Он взглянул на Пайпер, нагло ухмылинулся и побежал вниз по улице. Сёстры бросились за ним.



-Вот…. Невезение!!! – Громко выругался парень, ведущий машину. – Прямо на его пути какой-то человек переходил дорогу, даже не думая посмотреть по сторонам. Парень, кипя от гнева и страха переставил ногу на педаль тормоза, прикидывая, что предпринять, дабы уменьшить вред от грозящей аварии. Избежать её он не видел возможности.



-Стоять! Всё равно тебе не уйти! – Кричала Пайпер, взрывая материю под ногами Собирателя. Пейдж переместилась и попыталась его задержать, став у него на пути. Собиратель остановился, оглядывая ведьм и нагло улыбаясь.

-Ну, стою. Только что вы можете мне сделать? Я же не трогаю так называемых «невинных». Ещё ни один человек – он выделил это слово голосом – не умер от моих действий….

Фиби взглянула на страницу, вырванную из Книги. На её глазах проступила короткая надпись «предвидение». Холодок пробежал по её коже.

-Пайпер, - тихо позвала она.

-Погоди, Фиби…

-Послушай, Пайпер, он видит…



19:25.

Сердце Винсента похолодело. Он сильно зажмурился и ещё раз посмотрел на часы.

-Проклятье! – «водитель» выругался, переключая скорость и сильно щурясь. – Я что, тоже подхватил он неё эту заразу?! Что мне постоянно перещится?!

Движение на улице снова «разморозилось», серая «тойота» сорвалась с места. Сидевшие в ней студент пятого курса Дориан и врач скорой помощи Винсент, пытались понять, что в происходящем идёт не так как нужно. Винсент снова взглянул на часы. Молясь про себя, чтобы часы были сломаны, он обратился к водителю.

-Послушай… у меня… часы сломались, наверное…. Который час на твоих.

Парень вздохнул и передал врачу свои часы.

19: 26.



Винсент влетел в квартиру и бросился в комнату, где лежала больная женщина. На пороге он остановился, слыша прерывистое дыхание Крега, сидящего возле кровати и бесшумно рыдающего. На кровати лежала женщина лет 25-27. Кожа её была покрыта испариной, но Винс догадывался, что теперь она становилась всё холоднее и холоднее, с каждой минутой..

-Прости, Крег, я….



…Пайпер вернулась в своё любимое кресло, снова включила телевизор. Фиби заварила себе чаю и пристроилась рядом с Пейдж на диване.

-Знаете, а может, он всё-таки останется собой? Кажется, не вся та сила, которую он поглотил, исходит от демонов… Я не видела в его будущем смертей – Сказала Фиби, прихлебнув чаю.

- Пожалуй, - согласилась Пейдж.

- Да. У нас столько раз такое было. Скорое всего, так и должно быть. Он не демон, а значит, и не наша забота.

Смолвилль.

-2-

Кларк сладко потянулся в постели. Сегодня было воскресенье, а значит в колледж можно было не спешить. Он как раз собирался позвать лану Лэнк на прогулку, но вдруг вспомнил, что уже пообещал Хлои помочь с новым репортажем. Эта неугомонная начинающая журналистка опять ввязалась в какую-то историю, и он не мог просто стоять в стороне – вдруг она опять найдет неприятности на свою голову.



Долго ждать не пришлось. Едва Кларк закончил завтрак, как в дверь громко постучали, а потом на пороге кухни образовалась Хлои.

-Так-так, Кларк Кент…. Наш супер герой, как я вижу, позавтракал, и наверняка уже готов к новым героическим свершениям!

-Хлои… - устало протянул Кларк. – Я же сказал тебе, что помогу. И всё. Надеюсь, ты не накопала чего-то, о чем стоит промолчать?

Кларк многозначительно посмотрел на Хлои, а та, всё так же многозначительно прищурилась и подозрительно ухмыльнулась.

- Ты должен это увидеть. – Девушка перешла на шепот. – В лесу, за старым карьером я нашла следы крови и порванной ткани. На следующее утро в новостях сообщили о пропаже пятнадцатилетней девочки.

-Хлои. – Кларк серьёзно посмотрел на подругу. – Хлои, оставь это дело профессионалом. Я тебя умоляю…

-Нет, это ты, Кларк, прекрати!. Что происходит?! Я только хочу помочь! Я больше чем уверена – здесь что-то не так…

-Ну что может быть не так?! Осколок метеорита? – нет, там ничего такого не может быть. Я не знаю, что это. Но пожалуйста, пусть этим займутся полицейские.

-Кларк. Посмотри на это. – Хлои протянула ему несколько фотографий. – Я сделала их вчера днём. Ты видишь?

-Волчьи следы…. Ты…Что ты хочешь сказать этим?

-Я хочу просто напросто связать эти следы, капли крови, находящиеся рядом и кусок ткани на ветках! Появление в городе «странных белых собак» и пропажу пятнадцатилетних девочек, вот и всё, Кларк!

-Не кипятись, Хлои… Сейчас, я соберусь и пойдем, посмотрим, что там….



Девочка бежала, едва поспевая за волчицей. Платье она порвала о колючий куст терновника, там же сильно оцарапала руку. Кровь стекала по руке. Она зажала рану и продолжала бежать. Оглядываться назад она боялась, да это и не нужно было – она знала, что за ними гонятся черные псы. Впереди бежала серебристо-белая волчица.

«Вот, вот уже скоро….только бы успеть….только бы….»

Над ними сияла почти полная луна. Девочка мечтала лишь о том, чтобы благополучно добраться до логова – там, под магической защитой зелёных камней она будет в безопасности… А через несколько дней она снова сможет вернуться к людям….

-АЙЛИН!!!- девочка оступилась и упала на край карьера. Ухватившись руками за траву, она звала на помощь свою проводницу. Волчица подскочила мгновенно, ухватив зубами рукав платья девочки – тот разошелся по швам, девочка сильнее ухватилась за траву, постепенно соскальзывая. Волчица почувствовала приближение псов. В её горящих изумрудных глазах появились слёзы. «Прости меня, Ингерн… если сможешь – прости…»

-Помоги, Айлин! Я вытерплю, только помоги!

Волчица сжала зубами плечо девочки и потянула на себя. Превозмогая боль, девочка цеплялась за траву, помогая волчице. Наконец, она выбралась. Смахнув скорым жестом слёзы со щеки, она встала на ноги.

-Всё хорошо, Айлин… Они близко…. – девочка бросилась бежать за волчицей.



В пещере с низкими потолками сидел старик. Волчица подошла к нему и положила голову на колено. Девочка подошла, уселась возле костра и, оторвав полоску ткани от платья пыталась забинтовать себе руку.

-Дай помогу, девочка… - Старик взял кувшин с водой, тряпку и несколько свежих листьев.

-Как тебя зовут в мире людей?

-Марта.

-Понятно. Знаешь ли ты своё истинное имя? - Старик покончил с перевязкой и вернулся на своё место.

-Да. Меня назовут Ингерн в мою сто восемьдесят третью луну.

Старик улыбнулся.

-Ждать осталось недолго. Инициация пройдёт через три ночи. Но до тех пор мы должны привести сюда всех волчат…. Айлин, - обратился он к волчице. – ты ведь помнишь, какой приближается день?

На глазах волчицы снова показались слёзы, она начала тихонько скрести лапой пол пещеры. «Да, Сколван…. Только о нем я и думаю всю последнюю луну… Я так хочу тебя снова обнять…отец…»

Девочка удивлённо посмотрела сначала на старика, потом на волчицу. Она ещё не могла слышать их мысли, потому что ещё не прошла обряда Инициации, и, по сути , не принадлежала к стае, но она чувствовала, что Айлин хотела ей что-то сказать.

- Завтра Айлин приведёт последнего волченка, и тогда мы сможем начать…. – Старик встал и подошел к выходу пещеры. – Я не чувствую присутствия псов.. Но всё же стоит проверить.. сидите здесь.

Старик опустился на колени и, не успела Марта вздохнуть, как старик превратился в огромного пепельно-белого волка и скрылся в ночи.



-Вот, смотри, Кларк. – Хлои показала на следы и капли крови.

Кларк проследил взглядом направление и побежал в чащу леса.

-Следы ведут к горам…Возможно, стоит поискать девочку в пещерах…

-Точно… - Хлои старалась не отставать, но это ей давалось слишком тяжело. –Знаешь, Кларк… ты можешь не волочиться так из-за меня…. Можешь сбегать туда, я подожду… - Девушка, тяжело дыша, оперлась рукой о дерево.

-Тогда я мигом…. – Кларк исчез из поля зрения Хлои.

Ровно через две минуты он стоял перед Хлои и держал на руках девочку.

Наконец, та пришла в себя. И закричала.

-Постой! Мы не причиним тебе вреда! Всё хорошо, мы спасем тебя! Всё уже кончилось!!!

-Нееет! Отпустите! Верните меня!!! Отпустите!- Марта вырывалась изо всех сил.

-Кларк! Держи её! Ей нужна помощь психолога! – Хлои пыталась подойти, но Марта брыкалась и размахивала ногами.

-Отпустите меня, вы ничего не понимаете!!!

-Кларк! – воскликнула Хлои. – Она ранена!!! Её нужно срочно доставить в город!!

Беги, я скоро буду!

Кларк, держа на руках девочку добежал до города. Дальше, чтобы не раскрыть себя, ему пришлось бежать в обычном, человеческом темпе. Неожиданно Марта перестала сопротивляться и потеряла сознание. «Нужно спешить» - подумал Кларк.

Оставив девочку в больнице, Кларк вышел на улицу. У дверей его ждала Хлои.

-Как она?

-Вроде ничего серьёзного…. Хотя эти страшные укусы…. Бешенства нет, но вот шрамы останутся на всю жизнь….

-Бедный ребёнок.. – сочувственно вздохнула Хлои.

Мобильник Хлои зазвонил.

«А, привет… Всё, уже не занята… а ты…ЧТО ЭТО?!» - воскликнула Хлои, услышав крики в трубке. Что? Твоя соседка? ВОЛК?!»- с округлившимися от ужаса глазами, хлои повернулась к Кларку и быстро затараторила

-Срочно беги к лавке игрушек. Помнишь, там ещё был тупик? Там видели волка и девочку. Ты ещё успеешь, Кларк!

Парень сорвался с места.



Взрослая серебристо-серая волчица рычала, оголив длинные белые клыки. Кларк стоял, поглядывая то на зверя, то на девочку, стоящую позади. Волчица сделала шаг. Девочка испуганно прошептала «не надо…. Пожалуйста».

Кларк услышал. Он бросился на волчицу и одним ударом отбросил её к стене. Зверь упал, но снова встал на ноги и, прихрамывая, направился к Кларку. Волчица, зарычав, прыгнула на парня. Кларк увернулся и снова ударил. Девочка, в ужасе вжалась в стену, продолжая шептать что-то. Волчица больше не поднималась. Кларк подошел к девочке, взял её на руки. Та начала плакать. Кларк привёл её в больницу.

-Укусов не обнаружено, - объявил после осмотра врач. – Правда, им обеим может понадобиться профессиональная помощь психолога…
-Айлин! Что с тобой?! – превращаясь на бегу в человека закричал Сколван. – Где волчата?!

На полу, в центре пещеры лежала израненная женщина.
-Они забрали волчат, Сколван…. У нас отобрали волчат, отец… - женщина заплакала, закрыв свои восхитительные, пронзительно-зелёные глаза.
Сколван, обернувшись к выходу пещеры снова превратился в волка.
«Вот она, наступила ночь Инициации…. Что теперь с вами будет, волчьи души, запертые в человеческом теле?»


Над карьером раздался протяжный волчий вой, наполненный тоской и болью.

@музыка: Kill Bill

@настроение: всё хуже и хуже ><

@темы: архивное, мультЕфандом, фанфики, oneshot

---

Про разведчиков (пока не передумала)

Ну, снова весь хлам - в один днев. Кажется, я переселяюсь, душа моя ^_^

про разведчиков

*** Feed Back ***

1954 год, США, Дейтон, штат Огайо.
Центр авиационных разработок имени Райта, военная авиационная база Райт-Паттерсон.


На экране монитора мигал индикатор, бегущая точка строила график, в углу ползли вверх столбики диаграмм. Майкл нетерпеливо потер переносицу, пытаясь отвлечься от пачки сигарет, которая, казалось, прожигала его карман на протяжении последних сорока минут. Отходить от машин было запрещено, а в отделе диагностики как на зло никого не было. Внутренний голос непрестанно попрекал своего владельца в слабоволии и распущенности.
«Пикнет ещё три раза – и выйду. Не могу больше» - размышлял Майкл.
Не о таком он мечтал, поступая в Военно-инженерную школу армии США. С каждым днём пребывание на базе становилось всё более невыносимым. Майкл положил руки на стол, приготовившись встать. Дверь открылась. Майкл злобно посмотрел на вошедшего.
-Чёрт побери, Мерт, ты меня напугал! Я с самого утра на нервах!!... Не посидишь здесь пару минут? Мне надо отойти – выпалил он и поднялся из-за стола.

Вошедшим был Мертон Рип, бывший одноклассник, товарищ по военно-инженерной академии и просто человек, которому Майкл мог и хотел доверять.
-Бросаешь курить? – усмехнулся Мертон, глядя на пачку сигарет, торчащую из кармана брюк Майкла.
-Давно уже бросил. Правда, не далеко… - задумчиво пробормотал Майкл и поторопился выйти в коридор.
Когда дверь за ним закрылась, Мертон, засунув руки в карманы, медленно подошел к столу Майкла и уселся в кресло. Лента графика продолжала ползти, цифровые показатели быстро менялись, изредка раздавался кратковременный высокочастотный звук – противное пикание, которое запросто могло свести с ума.
«Так-с, - мысленно проговорил Мерт. – Посмотрим, что тут новенького…»
Он просмотрел папку документов, лежащих на столе, открыл верхний ящик, но, не заинтересовавшись содержимым, закрыл его и вернулся к документам на столе. На этот раз он внимательнее вчитался в написанное. За дверью послышались шаги – Мертон выглянул из-за экрана.

Майкл вышел в коридор и направился в уборную. Совершенно неудачно навстречу ему шел сержант Дэвис с серым почтовым конвертом в руках. Поприветствовав младшего офицера, Дэвис обратился к Майклу Кулбау, совсем не по уставу:
-В отделе кто-то есть?
-Да, всё в порядке, младший офицер Мертон Рип сейчас там. – торопливо ответил Майкл.
Сержант кивнул и продолжил:
-Хайнлайн вызывает. Что-то серьёзное… Держись, парень, я за тебя… - Дэвис сжал ладонь в кулак, слегка ударив Кулбау по плечу.
Настала очередь Майкла кивнуть, что он сделал с крайне раздраженным видом. Похоже, сигареты придется отложить на неопределённый срок.

Амром Дэвис вошел в отдел CIA-5015 и увидел Мертона, сидящего на месте Майкла.
-Как дела, младший офицер Мертон Рип? – с известной долей иронии обратился Амром Дэвис к Мертону. По сути, никто не мог ему внушить, что к офицерам, пускай и настолько молодым, стоит обращаться по уставу. Амром Дэвис был старше Рипа на десять лет, а люди в его возрасте убеждению поддаются крайне затруднительно.
-Нормально. Но вряд ли эти испытания пройдут успешно – пятнадцать попыток уже прошло зря…
Мертон отвечал спокойно, глядя на монитор и одновременно отодвигая от себя бумаги. Дэвис подошел к столу и положил конверт.
-Вот, передашь Майклу, пусть порадуется.
Дэвис противно ухмыльнулся и вышел из помещения. Мертон посмотрел на маркировку штампа.
«Серьёзно… с грифом TS…». Откинувшись на спинку стула, Мертон принялся дожидаться прихода Кулбау.

-Младший офицер ВВС США Майкл Кулбау по вашему приказанию прибыл! – отчеканил Майкл, войдя в кабинет подполковника Джеймса Хайнлайна и отдал честь.
-Вольно, - тихо проговорил подполковник. – Проходите и садитесь.
По тону Хайнлайна можно было с большой долей вероятности определить положение дел на Базе. Ныне лицо его гласило, что всё не так радужно, как того хотелось бы.
-Возможно, вы догадываетесь, зачем я вас вызвал.
-Никак нет, сэр! – четко ответил Майкл. «Слишком старательно» - подумал он, но исправиться и попробовать ещё раз возможности не было.
-Славно.
Джеймс Хайнлайн достал из ящика тонкую сигару, срезал кончик и закурил.
-У нас новый проект по предложению ЦРУ для нового разведывательного корпуса, то есть для вас.
Майкл вникал в каждое слово. Отдельные предложения он понимал прекрасно, но сложить их в единый текст, увы, не получалось. Пачка сигарет жгла карман всё сильнее и сильнее.
-Ознакомиться с ней, - продолжал Ханлайн, - вы сможете у себя в отделе. Задание поручено вам и младшему офицеру Рипу. Второе задание будет лично от меня.
Майкл насторожился и всё его внимание, наконец, вернулось под контроль. Заметно посерьёзнев, он взглянул на лицо подполковника.
-У нас появилась проблема, сэр Кулбау. Проблема утечки информации. Есть основания подозревать Мертона Рипа. Вы будете следить за ним, думаю, это не должно вызвать особых трудностей, так как с сегодняшнего дня вы работаете над одним проектом.
Майкл кивнул, чувствуя, как по телу пробежала противная колющая дрожь, а затем его бросило в пот. «Мерт не может…» - пронеслось у него в голове. Что есть силы, он сдерживал эмоции, стараясь сохранить равнодушно-серьёзное выражение лица.
-Это всё. Можете возвращаться к работе.

Когда Майкл зашел, Мертон дремал в кресле, отвернувшись от экрана. На краю стола лежал серый конверт. «Дэвис принёс» - догадался Майкл и взял его.
-Надеюсь, ты не спишь? – Майкл потрепал друга по плечу, улыбаясь краешком губ. – Нам кое-что поручили и, кажется, кое-что интересное.
Мертон открыл глаза.
-Не размахивай перед моим носом чем попало, - он отобрал у Майкла конверт и посмотрел на штамп. – Что это?
Майкл снова улыбнулся.
-Открывай – сейчас узнаем…
Получив «официальное разрешение» от Майкла, Мертон вскрыл конверт и протянул бумаги товарищу.
- проект «Обратная связь» - начал читать тот вслух. – положением номер….так…ерунда-ерунда… - Майкл скользил глазами по строчкам. Наконец, добравшись до заинтересовавшего его места остановился. – Вот так… На наших с тобой плечах управление новым проектом по запуску разведывательного спутника с высокоточными тяжелыми видеокамерами. По последним теоретическим расчетам при помощи этого агрегата будет возможно фиксировать местоположение таких искусственных объектов как аэродромы, заводы и порты.
Мертон удивленно посмотрел на Кулбау и отобрал бумаги. Лично ознакомившись с содержанием, он, всё так же молча, повернулся к монитору.
«Не может он… Мерт не такой, я же его как облупленного знаю»- размышлял в это время Майкл.
В отделе установилось молчание. Каждый из офицеров думал о своём. Изредка попискивал датчик, лента графика ползла, диаграммы то росли, то снова падали.
-Это же просто здорово, - задумчиво проговорил Мертон. – Такие технологии применяются впервые…. Как думаешь, Майк, у нас получится?
Майкл ничего не ответил. Он лишь нащупал в кармане пачку сигарет, поднял верх указательный палец, что должно было означать «погоди минутку, сейчас вернусь», и вышел из отдела.


***Sentry***

1957 год, 4 октября, СССР, Москва. Пятый научно-исследовательский полигон министерства обороны СССР «Тюра-Там»

«…но избави нас от Лукаваго. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь.» - Едва различимым шепотом закончил молитву Сергей Павлович и тайком перекрестился. До запуска оставалось менее получаса. Королёв поспешно собрал вещи и вышел из лаборатории, направляясь в Главный центр управления полигоном «Тюра-Там».
-Звонок из РГАНДТ в Самаре… - молодой инженер протянул телефонную трубку Сергею Павловичу, забрал блокнот с записями и вернулся к главному пульту.
-…наладить устойчивую радиосвязь… Да, фиксированный… Нет. Бушуев и Охапкин… да, оба. Конец связи.
Королёв с грохотом водрузил трубку на телефонный аппарат. Взглянув на часы, он что-то прикинул в уме. Приготовления завершались.
«Какую глупость придумали…» - размышлял Сергей Охапкин, проверяя в тысячный раз все измерители и показания индикаторов, отлаживая радиосвязь. – «Хотя, с другой стороны, это и хорошо, что все будут знать, что мы, наконец, добрались до космоса, чтобы знали, чего стоит Советский Союз, советская наука… Представляю, сколько шороху будет у американцев…». Сдерживая радость от сознания единства со своим великим народом, Охапкин сверил часы. «Десять минут».
К нему спешно подошел молодой инженер и что-то тихо сообщил. Королёв и Бушуев переглянулись.
-Всё нормально. Кажется, у них там началась паника. Пока никто ничего не заподозрил…
-Слава богу.. – Вздохнул Бушуев Константин. –Когда же это всё закончится? Кому всё это нужно?
-Успокойся, Костя… - подошел один из ведущих инженеров и похлопал коллегу по плечу. – Возможно, теперь они одумаются, уберут, наконец, пальцы с красной кнопки… Никому из нас не нужна эта война.
Константин вздохнул.
«две минуты».

В 22 часа 28 минут по московскому времени жителям Советского союза представилась возможность услышать по обычному радиоприёмнику сигналы первого искусственного спутника, стартовавшего с пятого полигона «Тюра-Там», а людям всего Земного шара - увидеть небольшое веретенообразное тело ракеты, с небольшими антеннами, которое, как позже выяснилось, все приняли за спутник.
Был дан старт. Вызов был принят.

Октябрь 1957 года, США, Дейтон, штат Огайо.
Военная авиационная база Райт-Паттерсон.

Майкл вошел в кабинет, тряся перед собой конвертом.
-Новые указания по программе «WS-117L» - выпалил он, протягивая конверт Мертону. – После удачного запуска спутника в «Союзе» наши здорово переполошились. Кажется, финансирование возобновлено. Можно смело приниматься за проект…
-мдаа…. – задумчиво протянул Мертон. – Давно пора….
Говорил он без особого внимания, что-то записывая в блокнот.
- Как там наш «Часовой»? – осторожно осведомился Майкл, одновременно пытаясь прочитать каракули Мертона в блокноте.
-Думаю, если финансирование окажется достаточным… - он подвел жирную черту под записями и отложил блокнот в сторону. – Около пары месяцев…
-Хорошо. Тогда почитай, пожалуйста, вот это … - Кулбау протянул Мертону тетрадь. – С меня отчет. Только ты внимательно читай…
Майкл вышел из кабинета, прихватив несколько листов и ручку.
Отойдя от двери, он некоторое время постоял в нерешительности, затем направился в кабинет Хайнлайна.
-…Кулбау…
-По вашему приказанию…
Подполковник жестом прервал офицера разведывательного корпуса. Всё также молча протянул ему свернутый лист.
-Что это? – спросил Майкл, не разворачивая.
-Почитай. Это дешифрованное сообщение, посланное твоим коллегой Мертоном Рипом.
«…готовится запуск нового фототелевизионного спутника, оснащенного чувствительной фото/видеотехникой с радиопередатчиком. Предполагаемые возможности объекта…»
Майклу мгновенно стало жарко.
-Мы не можем допустить дальнейшей утечки информации….- заговорил подполковник. - Давно надо было наказать его… не будь он паршивой советской крысой, его ждал бы строжайший трибунал…
На лице Джеймса Хайнлайна поступили красные пятна, руки немного дрожали. Он закурил сигару.
- В свете последних событий, - он кивнул на лист в руках Майкла, - я принял решение устранить его.
-Но сэр, не будет ли это самоуправством?
-Вы с ним за одно? - Хайнлайн смотрел на Кулбау сквозь пелену дыма, поднимающегося от сигары. – Если нет, то напоминаю, что приказы не обсуждаются – они исполняются максимально быстро и точно.
-Есть, сэр!

Мертон повертел в руках тетрадь Майкла. Оттуда выпал небольшой листок, исписанный простым карандашом.
-Внимательно, значит? – Мертон поднял бумажку и начал читать.
Содержание привело его сначала в замешательство, затем накрыло волной страха, а потом наступило отрешенное спокойствие.
«Прости, Мерт. Я должен был сказать тебе раньше, но я просто не смог…Я трус. Все эти три года я следил за тобой – Хайнлайн подозревает тебя в измене и сотрудничестве с СССР. Будь осторожнее».

***The last day***

-Майк, - тихо позвал Мертон, когда услышал, что дверь отворилась. – Я спросить хотел… Давно ещё…
-Что?
-Ты когда в военно-инженерную школу поступал… Чего ты хотел от жизни? Какова была твоя цель, идеалы…
-С чего вдруг такие вопросы?
-Интересно стало. Ну, так как? Отвечать будешь?
Майкл сжал в руке листок, полученный от подполковника и подошел к окну.
-Я просто хотел быть как отец. Он всегда служил своей стране и очень гордился этим… После его смерти.. Ты ведь помнишь, когда пришло известие… Мать очень переживала. Его оплакивал весь городок. Я тогда решил, что отец настоящий герой. Я захотел стать таким же как он.
Кулбау выдержал небольшую паузу, а потом отвернулся от окна. Свет проникал в помещение сквозь металлические перепонки жалюзи, Мертон не мог рассмотреть лица Майкла.
-Скажи, Мертон, зачем ты делаешь это? – слова Майкла прозвучали резко, но в них явно слышалось отчаяние. – Как такое могло произойти, скажи! – он тряс перед собой скомканным листом.
-Успокойся, Майк. Всё так, как должно быть. Я просто делал то, что считал нужным. Я не страну предал, как тебе это внушили ещё три года назад. Я просто не хочу мириться с этими тупоголовыми придурками, которые трясутся в страхе перед сильным соперником, готовые в любой момент взорвать этот грёбаный мир ко всем чертям! Я отказываюсь тупо слушаться их бессмысленных указаний! Зачем нам эта война, Майк? Она не нужна никому! Ты собираешься и дальше ходить в страхе, что у кого-то из «главных» сдадут нервы и молчаливое противостояние станет открытыми боевыми действиями?! Отличная возможность погибнуть за родину как твой отец… Разве что трупов будет гораздо больше – так много, что ты просто сгинешь в этой гниющей бездне! Сколько можно следить друг за другом? Сколько можно тайком сроить военные базы и всё новые и новые ракетные установки? Думаешь, всё это закончится миром? Я вот думаю, что нет. Союзу тоже не нужны проблемы, и это я знаю наверняка. Там работают вполне сознательные люди – не их вина, что в мире хаос, но в их руках привести всё в относительный порядок. Я хочу помогать им, Майкл….

Майкл медленно вытащил пистолет.
-Ты ведь понимаешь, что я должен сделать? – голос Майкла дрожал. Глаза заблестели и с ресницы на скулу соскользнула слеза. – Я тебя умоляю, Мерт… беги. Прострели мне руку, ногу – что угодно - и беги отсюда…
Метон Рип печально ухмыльнулся. Тебе не понять, Майк… Я ошибался в тебе – ты оказался таким же дураком как и все здесь….
Раздался выстрел.

Лето, 1960 г. США, штат Калифорния, округ Санта-Барбара, авиавоздушная база Ванденберга.

-Если четырнадцатый запуск пройдёт неудачно, Кулбау меня разорвёт просто!
-Успокойся, в этот раз точно всё сработает. Тринадцатый был несчастливый…


Майкл сидел в своём новом кабинете и нехотя читал отчет.
«Запуск миниатюрного спутника «Discoverer 14, оснащенного возвращаемым аппаратом….» - упуская технические подробности операции, которые были им же и составлены, Кулбау перешел к разделу «результаты». Он открыл прилагаемый пакет с фотографиями. В отчете он нашел записи о нескольких десятках военных объектов на территории Советского Союза, о которых ни одно из подразделений американской разведки не могло даже догадываться. Непроизвольно Майкл вздрогнул, вспомнив слова Мертона.
-Ты говоришь, что им не нужна война? – спросил он друга, поднимая взгляд к потолку. – А что это по-твоему? ЧТО ЭТО?!
Майкл прокричал последние слова и швырнул вверх стопку фотографий, полученных со спутника. Его мышцы были напряжены до предела – он колотил кулаком по столу, задыхаясь от накрывшего его гнева. «зря…. Всё было зря, Мертон… Ты умер просто так, война будет – они только её и добиваются, только её!»

Вокруг стола валялись нечеткие снимки, на столе – кровяные разводы. Старший офицер разведывательных войск сидет в своём кресле и бинтовал руку. Солнце проникало в помещение сквозь тонкие полоски жалюзи. Его лица было бы не видно вошедшим в кабинет, но только на всём этаже тогда было пусто.

13 марта 2009 г.

@музыка: Urami bushi (из Kill Bill че-то)

@настроение: кажется, кто-то опаздывает на зачет ><

@темы: посвящается, original, архивное, oneshot

---

Ведь знала же...

Знала, что А.Рембо - символист, но чтобы настолько..... ><

Je préfère sans doute, au printemps, la guinguette
Où des marronniers nains bourgeonne la baguette,
Vers la prairie étroite et communale, au mois
De mai. Des jeunes chiens rabroués bien des fois
Viennent près des Buveurs triturer des jacinthes
De plate-bande. Et c'est, jusqu'aux soirs d'hyacinthe,
Sur la table d'ardoise où, l'an dix-sept cent vingt,
Un diacre grava son sobriquet latin
Maigre comme une prose à des vitraux d'église,
La toux des flacons noirs qui jamais ne les grise.

François Coppée
A.R.

По весне, без сомненья, люблю ресторан,
Где назревшие почки пускает каштан
Возле узкой лужайки в жару, майским днём.
Свора псов, тех, что гонят извечно пинком
Подбирается к пьющим, гиацинты топча
В цветнике. Гиацинтово - красная всходит заря.
На аспидной доске, где в двадцатом году
На латыни дьячок расписался в строку
И глухой, словно гимн из церковных окон
Кашель склянок, который не вдохновит никого


Душа моя, ты ведь это, несомненно, помнишь =) Слава великому интернету, почти не уступающему Портобелло в своих достоинствах и недостатках.....

@музыка: The Cult - Painted on my heart

@настроение: мученическое ><

@темы: переводы, окололитературное, архивное

---

Ирисы расцвели

... и я опять вспоминаю своего котёночка....и плакать хочется, потому что это он показал мне их. Красивые цветы, такие нежные, такие... А ведь грустно. Грустно, черт побери, и уже не так важно - правда то была или нет... хотя скорее правда... Интересно, если я вдруг встречу его.... узнаю ли я его? Узнает ли он меня? а где-то глубоко хочется, чтобы увидел, узнал... только зачем мне это?

просто красиво.. просто.

---

Нет времени ждать!

Начинаю делать наброски на курсач. ТОЛЬКО НАЧИНАЮ.... блин. это угнетает. Я, конечно, готова написать что-нибудь стоящее по "Игре", да и вообще, по всему творчеству Гессе.. но у меня проблемы с исторической стороной дела.... блин. Беспокоит. А ещё фест в субботу.... Афишек пока нет... сегодня-завтра должны напечатать....
мозг работает не туда, но по большей части на два фронта. Вчера вот как-то дошли до меня слова песни "спроси меня".
в иннете не нашла текста, а печатать самой - долго, посему лень. То же рэп, там всегда много слов. Фишка в самой первой фразе.
"Трудность любого рассказа в том, что так или иначе, он получится задним числом".. Раньше не задумывалась... это же песня по "Бойцовскому клубу". Ну так до меня дошло то, что когда мы пересказываем то, что УЖЕ ПРОИЗОШЛО - это так, фигня, история "задним числом".... а Тайлер (от его же имени потся "спроси меня") предлагает рассказать историю, которая ещё не произошла, но произойдёт! Он предлагает рассказать обо всём, что необходимо, о том, что понадобится. Он пересказывает свой жизненный опыт чтобы написать новый рассказ. Бля.... путано, но всё же как есть.... В общем, в виде ориджинала это было бы убого.. хм... намёк это, вот что)))

"...и чем знанять руки, и как смотреть Бога с высоты своего роста, а не с небоскрёба..."

@музыка: NPD - Спроси меня

@настроение: снова опаздываю... заманалсь...

@темы: hu-i-ta, кусочки бреда